По светлому следу (сб.)
Шрифт:
– Так.
– Удивляетесь?… Не удивляйтесь – я еще не научился читать чужие мысли. Просто Кедрова была у меня только что и сама обо всем доложила. Страшного ничего нет. Я действительно поручил ей сфотографировать несколько старых карт для штабного фотоальбома.
Внутреннее чувство подсказало Астахову, что это именно так и должно быть, однако он понимал, что торжествовать рано. Он все еще не имел права снять подозрение с Наташи…
Но тут неожиданно мелькнувшая догадка сразу изменила весь ход его мыслей. Он торопливо попрощался с полковником и поспешил в свое отделение. Достав из секретного ящика карту,
– Ну да, так оно и есть! – воскликнул он. – Как же я сразу не сообразил! Это же чертовски важное открытие!
Астахов поспешил к телефону. Вызвав адъютанта Погодина, он попросил его доложить генералу, что имеет донести нечто чрезвычайно важное. Погодин был занят чем-то, и адъютант не сразу смог попасть к нему. Наконец он позвонил капитану и сообщил, что генерал ждет его. Капитан торопливо накинул шинель и поспешил к Погодину.
– Ну, что у вас нового? – спросил генерал, когда Астахов явился к нему.
– Я только что тщательно изучил снимок карты… – начал было Астахов,
Но генерал перебил его:
– …и обнаружил на ней подписи Тихомирова и Белова?
– Так точно, товарищ генерал, – удивленно подтвердил капитан.
– Когда вы отдали желтый клочок бумаги на анализ в лабораторию, – объяснил Погодин, – я велел после проявления его изготовить для вас копию, подлинник же забрал себе. А когда выслушал ваш доклад о подозрениях, невольно падавших на Кедрову, снова принялся тщательно изучать снимок карты, обнаруженной у убитого радиста. Наличие на ней подписей Тихомирова и Белова ставит Кедрову вне подозрений. Она ведь не могла сфотографировать карту после того, как ее подписали генерал и полковник. По словам полковника Белова, карта после подписания ее генералом Тихомировым пролежала на чертежном столе всего несколько секунд. При этом в штабе никого, кроме Тихомирова и Белова, не было.
Генерал нервным движением достал из коробки папиросу и, сунув ее в рот, зажал зубами, забыв закурить. Встав из-за стола, он медленно принялся прохаживаться по комнате. Астахов никогда еще не видел его таким взволнованным. Видно, на фронте замышлялось что-то серьезное.
– Положение, как вы видите, чрезвычайно затруднительное, – продолжал генерал. – И оно еще более усложняется тем обстоятельством, что с завтрашнего дня начнется подготовка операции фронтового масштаба. Командарм только что вернулся из штаба фронта. Он докладывал там о создавшейся обстановке, но командующий фронтом своего решения отменять не стал. Нам же приказано срочно ликвидировать источник информации противника. Понимаете теперь, каково положение?
Астахов испытывал странное, противоречивое чувство. С одной стороны, он не мог не сознавать, что в связи со снятием подозрения с Наташи наметившийся след потерян, что опять придется блуждать в темноте, пробираясь вперед ощупью. Но, с другой стороны, он был рад за Наташу, и в этом ощущении была не только удовлетворенность, но и глубокая заинтересованность в судьбе девушки.
Теперь все приходилось начинать заново, но это не пугало капитана, напротив – он с еще большим рвением готов был взяться за работу. Он никогда еще не чувствовал себя более бодрым и деятельным.
Капитан решил было тотчас же приняться за работу, но вспомнил, что еще не завтракал. Есть не хотелось, но он все же поспешил в столовую, чтобы не нарушать своего обычного распорядка дня.
Возвращаясь к себе, капитан увидел вдалеке женскую фигуру, идущую ему навстречу. Сердце подсказало ему, что это Наташа. Заметив его, она хотела было перейти на другую сторону улицы, но Астахов ускорил шаги и окликнул девушку.
Наташа остановилась и холодно поздоровалась.
– Что у вас такой кислый вид? – весело спросил капитан. – К тому же такие воспаленные глаза, будто вы плакали.
Кедрова усмехнулась:
– Не имею обыкновения плакать, товарищ капитан. Да и отчего плакать? А вы все подшучиваете надо мной.
– Ну что вы, Наташа! Никогда не позволю себе этого ни над кем, тем более над вами…
Девушка удивленно посмотрела на него и спросила:
– Разве я для вас составляю какое-нибудь исключение?
Астахов смутился.
– Да, – негромко сказал он. – Составляете…
Наташа вдруг заторопилась:
– Я очень спешу, товарищ капитан. Работы сегодня много…
– Ну, у вас вечно много работы! – засмеялся Астахов. – Вот возьмите-ка лучше вашу пленку. Как видите, проявлена она по всем правилам.
Наташа протянула руку за пленкой и впервые улыбнулась:
– Вот за это спасибо! А то мне за нее уже досталось от полковника. Ну, я пойду, товарищ капитан!
Она крепко пожала руку Астахову и поспешила в свой штаб.
Астахов с новой энергией взялся за работу. Он снова принялся рассматривать раскодированную шифрограмму, но ее короткий текст, так же как и прежде, не объяснил ему, о чем идет речь. Он не допускал возможности условного смысла этих слов, ибо их тогда незачем было передавать кодом. Но что означают слова: «Увеличьте усилие»?
Отложив в сторону шифрограмму, капитан попытался подвести итог достигнутому за эти дни, и он оказался не таким уж жалким, как представлялось Астахову вначале. Круг, в котором было порочное звено, все более суживался. Если еще совсем недавно его площадь лежала где-то в пределах штаба армии, то теперь она сократилась до пределов штаба инженерных войск, а сегодня уже ограничилась штабной землянкой. Известно стало и время фотографирования карты: оно было в пределах всего лишь нескольких секунд, в течение которых карта лежала на чертежном столе после ее подписания. Но как и кто мог ее сфотографировать?
На мгновение закралось подозрение: не в землянке ли дело? Ведь штаб инженерных войск размещен в помещении, которое раньше занимал штаб фашистского полка. Но он тут же отверг эту мысль, так как вспомнил, что сам тщательно обследовал эту землянку вместе со старшим помощником Белова еще до размещения в ней штаба инженерных войск. Нужно было, значит, искать разгадку в чем-то другом…
Капитан знал, что раскрытием секрета немецкой информации занимается не только он один. Над этим работали все старшие офицеры отдела генерала Погодина. Среди них были люди значительно опытнее его, молодого офицера, однако это не мешало капитану считать себя главным лицом, от которого зависел успех или неуспех дела.