По тонкому льду

Крашенинников Фёдор

Ну и что? Вот главный вопрос. И второй – что теперь делать?

Вопросы истории

Крушение империи снова и снова ставит эту проблему: если раньше какие-то земли были нашими, а теперь стали называться по-другому и жить отдельно – что делать? Если те персонажи, которых мы считаем гениями нашей нации и истории, в окрестных государствах проходят по разряду душителей, угнетателей и притеснителей, а те, кого мы с младых ногтей привыкли проклинать последними словами как изменников и негодяев, возносятся на пьедесталы – как нам реагировать на это? Пример – Суворов, который для нас герой и гений, а для Польши – мучитель и притеснитель.

В случае

Суворова, как бы мы ни кривили рты, с точки зрения современного положения вещей поляки имеют не меньше прав характеризовать негативно, чем русские – славить его. Главное в этой ситуации не навязывать полякам своего взгляда и не внушать себе, что и нам надо смотреть на Суворова польскими глазами.

Про Украину я и говорить уже не хочу: какое политическое основание может быть у современной Украины считать Мазепу негодяем? Чем он плох – с точки зрения современной ситуации? С другой стороны, кто или что мешает на страницах русских учебников истории оставить за ним все закрепившиеся характеристики? И какой смысл требовать от соседних государств излагать их новосоставляемую историю с наших позиций? Мы же ведь никогда не станем, я надеюсь, рассматривать свою историю глазами тех же поляков или эстонцев, так с чего они должны действовать иначе?

Нелепо и неконструктивно после крушения огромных империй надеяться на то, что на обретших независимость национальных окраинах будут чтиться старые имперские герои.

Русский человек вполне может (и даже, наверное, должен) любить или хотя бы уважать Александра Третьего за его усилия по укреплению государства. Но вот требовать сейчас, в XXI веке, любви и уважения к нему у тех же поляков, по меньшей мере, странно, тем более что того государства, которое укреплял Александр, уже давно нет, а к его правопреемникам Польша никакого отношения не имеет и не желает даже иметь. Они не обязаны хорошо к нему относиться, как и русским отнюдь не вменяется в обязанность восторгаться Тадеушем Костюшкой (хотя в советское время Костюшку тоже предписывалось любить и уважать как борца за свободу, наряду с его победителем, Суворовым).

Надо понять, какое наследие нам важнее – национальное или имперское. Если национальное – то можно спокойно любить своих культурных и военных гениев, не интересуясь тем, как к ним относятся в сопредельных государствах. Этот подход дает возможность отмежеваться от имперского негатива: мы Суворова любим, но не за то, что он поляков подавлял, а за то, что он был умелый воин и всех побеждал. Собственно, именно национальный подход выбрали все рухнувшие империи Европы: уйти в себя, пересоздать свой духовный мир, переосмыслить свое место в мире. Этот путь конструктивный, потому что это развитие и выход на какие-то новые рубежи. Может быть, тем же венграм до сих пор грезится Великая Венгрия, да они и не особо скрывают это – в каждом книжном продаются королевские карты со старыми границами. Но одно дело продавать старые карты, другое – пытаться заставить окружающие государства признавать эти самые карты.

Шовинизм или национализм?

Несмотря на незначительные, по российским меркам, претензии и мечтания, великодержавные амбиции потенциально есть у каждой европейской нации. За века войн и переделов каждый народ где-то был обделен и когда-то пережил свой расцвет, когда границы вдруг расширялись до фантастических пределов. У словаков была Великая Моравия, поляки и литовцы помнят о Великом Княжестве Литовском и Речи Посполитой, Великая Албания, Великая Сербия, Великая Румыния, Великая Финляндия – за каждым их этих словосочетаний стоят тома шовинистических произведений и, к счастью, маргинальные группировки реваншистов, верующих, что их геополитические фантазии на псевдоисторическом фундаменте когда-нибудь станут реальностью.

Имперский подход, по сути своей, вырождается и делается вредоносным сразу после крушения империи. Вместо великодержавного патриотизма и верности великой империи возникает жалкий и ушибленный шовинизм, густо замешанный на старательно лелеемом комплексе неполноценности. Дескать, были когда-то и мы рысаками! А потому – любите нас, бойтесь нас, почитайте нас, слушайте нас. Даже после того, как мы всё потеряли и проиграли. В шовинизме нет ничего национального, это негативное и разрушающее чувство. Вместо того, чтобы заняться обустройством собственной национальной жизни и собственного государства в его современных границах, все силы нации предлагается бросить на сведение имперских счетов.

Шовинистическая логика исходит из ложного посыла: империи де-факто нет, но мы закроем глаза и будем делать вид, что наши легионы стоят от шведской границы и вплоть до Канады, от моря и до моря. По имперской логике, Суворова надо ценить именно за побивание мятежных поляков, ибо для имперской политики усмирение бунта едва ли не важнее внешних побед. И потому даже в XXI веке надо горделиво поглядывать на поляков и при каждом случае им напоминать про то, как они были биты в 1612 году, и как славно мы их трижды поделили в XVIII веке, и как кроваво подавляли их восстания в XIX веке. Это все замечательно, но хотелось бы понять: какое все это имеет отношение к современным проблемам России? Поляки уже давно живут отдельно, и кто там кого покорял, поросло быльем – сейчас и границы другие, и поляки другие, да и русские тоже.

Между прочим, подобный подход уже сыграл злую шутку с русским национализмом в конце XIX – начале XX веков. В это время по всей Европе формировались национальные идеологии.

Увы, но в России в те времена вся борьба свелась к двум пунктам, которые современному читателю, к примеру сочинения В. Соловьева «Русская идея», покажутся архаизмом и глупостью: к т. н. «еврейскому» и «польскому» вопросам. А ведь действительно тогда считалось, что России прежде всего надо определиться, как быть с Польшей и что делать с евреями и чертой оседлости. Где-то в глубине уже зрела революция, надо было думать о судьбах своей нации, но лучшие умы России носились с поляками и евреями!

Бесконечные дискуссии на эти дурацкие темы занимают изрядную часть наследия славянофилов и западников. Я сам, занимаясь в университетские годы русской философией, испытал шок: в поисках национальной идеи я старательно читал славянофилов, и меня поражало, как можно было так много сил тратить на Польшу, если спустя всего несколько десятилетий Польша стала независимой! И теперь, когда нет ни польского, ни еврейского вопроса (в дебаты антисемитов с сионистами я вступать не желаю принципиально, ибо и те и другие смешны и нелепы), встает главный вопрос: а что с Россией-то делать? Как русским-то жить? Ответа, кажется, нет…

Потому что лучшие умы нации мучимы были навязанными текущей имперской политикой псевдопроблемами. В итоге есть множество книг и статей про русскую идею, но в них нет ничего, что могло бы пригодиться на практике сейчас. Прямо говоря, самой Русской Идеи как таковой там нет.

Между прочим, первый тревожный звонок прозвучал еще в гражданскую войну. Когда белогвардейцы попытались сконструировать себе хоть какую-то положительную идеологию, они ничего не смогли сделать, о чем свидетельствует весь ход гражданской войны. У большевиков была социальная и национальная политика (на уровне лозунгов, я имею в виду), а у «белых» – только негатив к «красным» и былинные запевы про «Единую и Неделимую».