По тонкому льду
Шрифт:
Спускаясь по лестнице в гостиную, я слышала, как дедушкины часы пробили четыре часа вечера. Я понятия не имела, какой был день недели и был ли кто-нибудь в доме. Я прошла мимо бильярдной комнаты и услышала шум. Подойдя ближе к двери, я увидела, как Натан точил кии и натирал их мелом.
— Не знаю, зачем ты это делаешь. Не думаю, что кому-то в этом доме приспичит поиграть в бильярд, — сказала я, прислонившись к дверному косяку и обретя уверенность в ногах.
Натан повернулся, явно обрадованный тем, что я наконец выбралась из постели.
— Как ты
Он подошёл и заключил меня в объятия, и мне почудилось, будто солнце окутало меня своими лучами. Его объятия наполнили меня теплом и силой, и какая бы драма ни произошла между нами, всё это осталось позади. Мне было необыкновенно приятно находиться в объятиях кого-то близкого, того, кто был мне дорог. Потому что Натан действительно много для меня значил.
— Мне намного лучше, спасибо, что заботился обо мне.
Натан отстранился:
— Ты не должна меня благодарить. Это моя работа.
Сердце моё замерло; его слова отчётливо и ясно дошли до меня. Я сменила тему, не желая возвращаться к неловкой ситуации, сложившейся в моей комнате тогда вечером:
— Я очень надеялась, что Уэллс найдёт его.
Натан понимающе кивнул, опускаясь в мягкое кожаное кресло:
— Полагаешь, это мужчина? Не переживай, Уэллс найдёт его.
Я опустила голову:
— Я лишь хочу справедливости для своих родителей. Я не хочу сказать, что ищу душевного спокойствия для себя. Одной из причин, почему я никак не могла заставить себя вылезти из постели, был страх того, что этот маньяк попытается убить и меня. Я абсолютно беспомощна.
— Когда скончался мой отец, я более трёх недель не мог приехать в Холлис Хаус. Здесь всё напоминало мне о нём и до сих пор напоминает. Я знаю, как тяжело терять родителя, это ужасно. Словно зияющая дыра в твоём сердце, которую ты можешь обработать и перевязать, но она никогда полностью не заживёт. И тебе приходится жить с этой болью.
Во всей этой жалости к себе я забыла, что Натан тоже потерял отца. Он знал, как это тяжело, но каждый день старался выполнять свою работу лучшим образом.
— Как мне принять тот факт, что теперь я сирота? — я старалась, чтобы голос мой не дрогнул.
Натан выпрямился и сочувственно посмотрел на меня. Я не хотела быть в его глазах раненым оленёнком, но именно такой я и была. Я не могла сама о себе позаботиться, жить дальше.
— Просто… прими. Больно будет каждый день, это будет давить на тебя так, словно ты несёшь на спине мешок в пятьдесят фунтов. Но, в конце концов, агония отступает, и боль становится просто тупой. По крайней мере, так происходит со мной. Тебе нужно ухватиться за счастливые моменты твоей жизни и ценить всё то, что у тебя сейчас есть.
Я кивнула, возможно, он был прав. Со дня их смерти прошло шесть недель. Пора сосредоточиться на счастливых моментах, что мы вместе пережили. Они бы не хотели, чтобы я всё время лежала в постели, погружённая в депрессию. Мама с папой хотели бы, чтобы я жила, по возможности, полной жизнью.
— Эй, раз уж тебе лучше, я подумал, может, займёмся чем-то вместе сегодня? —
— А тебе разве не нужно работать? — попыталась я поддразнить его.
Натан улыбнулся:
— Э-э, меня не особо нагружали работой, как тебе известно, к тому же я нравлюсь своему боссу, думаю, она будет не против.
Я захихикала и последовала за ним, порадовавшись, что напряжение ушло. В большом фойе он повернул направо и вниз по коридору, мимо официальной гостевой комнаты и дамской гостиной. Неожиданно для меня мы оказались перед дверями в комнату с катком.
Натан толкнул двери.
— Кажется, я как-то прервал твоё катание, и будет справедливо, если я отплачу тебе тем, что приму твоё пари.
Оглядев просторную комнату со сводчатым деревянным потолком, я увидела хоккейные ворота, установленные в одном конце катка, и две пары коньков рядом со скамьёй. Хоккейные коньки.
— Я не катаюсь на хоккейных коньках, — моё зазнайство дало о себе знать.
Натан улыбнулся в ответ, наклонив голову:
— Если мы будем играть в хоккей, тебе придётся надеть хоккейные коньки, а не этот белый и тонкий хлам.
Я нахмурилась, задетая его замечанием касательно моих коньков для фигурного катания. Но это было весело, и мне так отчаянно хотелось поиграть на катке, что я готова была надеть какие угодно коньки. К тому же мне хотелось провести время с Натаном.
Пока мы натягивали коньки и завязывали шнурки, Натан объяснял мне правила игры:
— Ты когда-нибудь играла в баскетбол один на один?
Я повернулась к нему и вздёрнула подбородок, как бы спрашивая, спросил ли он это всерьёз.
— Ладно, значит нет. Но хоккей один на один мало чем отличается. Мы меняемся сторонами, защищая ворота, в зависимости от того, кто забил гол. Кто первый заработал семь очков, тот и победил. Всё, что нужно делать, это забить гол.
Я слегка растерялась от того, как он выбирал слова. Я посмотрела на него… Натан Раш покраснел. Я поняла, что он думал о том, как бы оказаться со мной в постели, так же, как и я думала о том, чтобы он снова оказался в моей спальне. Я была девственницей. Но не потому, что я хранила себя или по ещё каким-то подобным причинам. Как я уже говорила, меня окружал мир денег и распутства, а это не особо склоняло к романтике и любви.
— Думаю, я могу постараться и забить тебе гол. Ну, понимаешь, я ведь лучше катаюсь. Но что я получу, если выиграю?
Мы встали и зашли на каток, кружа вокруг друг друга, разогреваясь и разминаясь.
— Свидание, — Натан проехал мимо, взял две клюшки и шайбу.
Мне показалось, я плохо его расслышала.
— Что ты сказал?
Он самодовольно усмехнулся, протягивая мне клюшку:
— Свидание. Настоящее романтическое свидание. Очевидно, мы кружимся вокруг да около, — и это не словесный каламбур, — и, если мы собираемся пойти на свидание, я хочу сделать это как джентльмен. Не посреди ночи, крадя твои поцелуи. Я хочу пригласить тебя на свидание. Так что, если ты выиграешь, я так и сделаю.