Шрифт:
1
Аудитория замерла в напряженном молчании.
— А сейчас, — произнес профессор Гордон Найсмит, — смотрите внимательно. Я опускаю в резервуар заряженную частицу.
Он освободил спусковое устройство механизма, подвешенного над большим стеклянным баком, и в чистую прозрачную жидкость очень быстро, почти незаметно для глаза, упала серебристая пылинка.
— Контакт с другими частично заряженными молекулами приводит к высвобождению энергии времени, — проговорил Найсмит, наблюдая за серебристым облачком, которое вдруг начало подниматься со дна бака, — и, как
Серебристое облако быстро росло, надвигаясь на фронт волны, который образовывал удивительно красивую симметричную кривую. Форма кривой определялась двумя факторами: гравитацией и потерей кинетической энергии в ходе процесса преобразования. Это была идеальная красота, которая далеко превосходила красоту любого изгиба тела или любой линии, нарисованной художником, и Найсмит наблюдал за ней с болезненным напряжением в горле, хотя уже сотни раз видел эту картину.
Изменение завершилось. Бак был заполнен непрозрачной серебристой жидкостью, которая светилась изнутри.
— Теперь вся жидкость перешла на более высокий уровень темпоральной энергии, — пояснил Найсмит классу, — и находится в состоянии, которое, как вы уже слышали, описывается словом «квазивещество». Завтра, когда мы начнем проводить эксперименты с данным баком, вы увидите, что оно обладает несколькими весьма необычными физическими свойствами. На сегодня, однако, демонстрация закончилась. Есть какие-нибудь вопросы?
Один из студентов дал сигнал лампочкой, установленной на его столе. Найсмит бросил взгляд на табличку с фамилией.
— Да, Хинкель?
Высокий и широкоплечий в своем лабораторном халате, профессор стоял у стола на возвышении. Отвечая на вопросы студентов, он представлял себе, как восемь других Найсмитов в восьми других идентичных аудиториях, расходящихся по радиусам из общего центра, также стоят как восемь зеркальных отображений его самого, и также отвечают на вопросы. В какой-то короткий момент эта мысль, что он сам всего лишь один из призраков, а не реальный Найсмит, нечто такое, во что невозможно поверить, и не важно сколько раз с этим сталкивался, заставила его поежиться от грусти, но момент прошел, и он продолжал объяснения сдержанным и отчетливо звучащим голосом, спокойный и уверенный в себе.
Раздался звуковой сигнал. Студенты задвигались, собирая свои записывающие устройства и вставая с мест.
Найсмит повернулся и принялся нащупывать кнопку управления дубликатора. Круглую коричневато-черную кнопку было тяжело увидеть. На верхней стороне крышки стола она выглядела как плавающая тень. Наконец, он нашел ее и повернул по часовой стрелке.
Полупустая аудитория сразу исчезла. Он оказался в маленькой круглой комнате управления один, если не считать аппаратуры дубликатора. Неожиданно его колени ослабели, и он склонился над демонстрационным столом. Несогласованные воспоминания хлынули в его сознание — девять комплектов воспоминаний, все одновременно — создавая в голове картину мешающих друг другу видеопередач. С этим было нелегко совладать, но после двух лет работы он уже был опытным преподавателем-одновременником, и девять разных комплектов воспоминаний быстро улеглись на место в его сознании.
Приготовившись уходить, он вдруг испытал ощущение, что было какое-то странное событие. Сам демонстрационный эксперимент был,
Но одна из студенток в… какая же это была аудитория?.. да, в аудитории номер семь подошла к платформе, когда он уже почти уходил, и произнесла нечто совершенно необычное.
Он замер, пытаясь сфокусировать память точнее. Это была смуглая девушка, которая сидела во втором ряду, и звали ее Лолл. Наверно, она была из Индии, хотя странно, что она сидела отдельно от группы шепчущихся и хихикающих индийских девушек в броских, ярких сари и золотых сережках, которые расположились в последних, самых верхних рядах веера аудитории. Она подняла на него свои волнующие янтарные глаза и четким голосом спросила:
— Профессор, что такое «зуг»?
Бессмысленный вопрос! Он не имел ничего общего с демонстрацией или с темпоральной энергией вообще; собственно говоря, Найсмит был уверен, что такого слова нет в словаре физики. Тем не менее, странно, что он вздрогнул. Словно где-то глубоко в подсознании этот вопрос действительно имел какой-то смысл, причем жизненно важный смысл. Он вспомнил, что при этих словах девушки весь обратился во внимание; вспомнил, как обострились чувства и на лбу выступил холодный пот…
А потом? Что он ответил?
Ничего.
В этот момент действие поворота рукоятки управления закончилось, и он вышел из множественного состояния. Затем шок от воссоединения сознания, и вот…
Зуг.
Слово почему-то имело неприятное звучание, которое вызвало дрожь отвращения в позвоночнике. Вероятно, девушка была психически неуравновешенной, вот и все; надо будет запросить психиатрическую службу колледжа.
Но когда Найсмит вышел из комнаты управления, воспользовавшись задней лестницей, ведущей к его кабинету, ощущение неясного опасения и дискомфорта по-прежнему оставалось. Может быть, это просто напряжение от работы с несколькими группами одновременно? Не каждый смог бы вынести подобное. Но он гордился своей способностью выдерживать нагрузку и никогда ранее не испытывал ничего такого после занятий.
Он закончил свои ежедневные записи и быстро вышел, стремясь поскорее оказаться на свежем воздухе. Во второй половине дня было солнечно и тепло. Найсмит шел по университетскому городку, слушая отдаленный звук прибоя. Мимо пронесся монорельсовый поезд Инглвуд-Вентура — яркое кремовое с желто-коричневым пятно на фоне голубого неба. Его шум постепенно затих вдали.
По покрытым гравием дорожкам между кипарисами маленькими группами шли студенты. Газоны были густого, насыщенного зеленого цвета, аккуратно подстриженные. Знакомая, успокаивающая картина… и не совсем реальная.
Найсмита угнетало сознание того, что после четырех лет он все еще чувствовал себя по большому счету не в своей тарелке. Кругом все в один голос твердили, что он великолепно справлялся; курс реабилитации был пройден с высокими оценками, право на преподавание было возобновлено; теперь он был авторитетным и квалифицированным преподавателем… И, в конце концов, память этих четырех лет была всем, чем он располагал. Если больше он не помнил ничего, то почему бы ему в конце концов не успокоиться и не чувствовать себя дома?