Шрифт:
Даймон НАЙТ
МАСКИ
Восемь рейсфедеров танцевали по движущейся бумажной ленте, словно клешни потревоженного механического омара. Робертс, обслуживающий техник, морща лоб, вглядывался в график под пристальным наблюдением двух остальных мужчин.
– Вот здесь переход от сна к яви, - сказал он, вытянув костлявый палец.
– А здесь, как видите, спустя семнадцать секунд он снова видит сны.
– Запоздалая реакция, - сказал Бэбкок, руководитель эксперимента. Лицо его было красно, лоб покрывал пот.
– Не вижу причин для беспокойства.
–
– А зачем ой вообще спит?
– спросил Синеску, человек из Вашингтона, со смуглым вытянутым лицом.
– Ведь продукты усталости вы удаляете химическим путем. Может, какие-то психологические причины?
– Ему нужны сонные видения, - объяснил Бэбкок.
– Он действительно не испытывает биологической потребности в сне, но сны ему необходимы. В противном случае есть опасность галлюцинаций, которые могут развиться в психоз.
– Вот именно, - сказал Синеску.
– Это серьезная проблема, правда? И давно он это делает?
– Примерно шесть месяцев.
– То есть со времени, когда получил новое тело... и стал носить маску?
– Примерно. Я хотел бы подчеркнуть одно: его разум в идеальном порядке. Все тесты...
– Хорошо, хорошо. Я знаю результаты тестов. Значит, сейчас он не спит?
– Не спит. У него Сэм и Ирма, - сказал техник, взглянув на контрольный пульт, и вновь склонился над записью энцефалограммы.
– Не понимаю, почему это должно меня волновать. Это же логично: если ему нужны сонные видения, которых наша программа не предвидит, то в эту минуту он их получает. Хотя не знаю... Эти пика меня беспокоят, - сказал он, нахмурясь.
Синеску удивленно поднял брови.
– Вы программируете его сны?
– Это не программирование, - нетерпеливо сказал Бэбкок.
– Мы предлагаем только темы. Ничего психического: секс, прогулки на свежем воздухе, спорт.
– Чья это была идея?
– Секции психологии. В нейрологическом смысле все было в порядке, но он проявлял тенденцию к замыканию в себе. Психологи сочли, что ему нужна соматическая информация в какой-либо форме. Он живет, действует, все в порядке. Но нужно помнить, что сорок три года он провел в нормальном человеческом теле.
В лифте Синеску сказал то-то, из чего Бэбкок понял только одно слово "Вашингтон".
– Простите, не расслышал, - сказал он.
– Вы кажетесь уставшим. Плохо спите по ночам?
– В последнее время я действительно мало сплю. А что вы сказали до этого?
– Что в Вашингтоне не очень довольны вашими отчетами.
– Черт возьми, я знаю об этом.
Дверь лифта бесшумно раздвинулась. Небольшой холл, зеленые ковры, серые стены. И три двери: одна железная и две из толстого стекла. Холодный, затхлый воздух.
– Сюда.
Синеску остановился перед стеклянными дверями и заглянул внутрь: пустой салон, застеленный серым ковром.
–
– Комната имеет форму буквы Г. Он в другой части. Сейчас как раз утренний осмотр.
Дверь открылась от легкого прикосновения. Когда они переступили порог, под потолком вспыхнули лампы.
– Не смотрите вверх, - сказал Бэбкок, - кварцевые лампы.
Тихий свист утих, когда дверь закрылась за ними.
– Я вижу, у вас тут избыточное давление. Для защиты от бактерий снаружи? Чья это была идея?
– Его собственная.
Бэбкок открыл металлический шкафчик в стене и вынул из него две марлевые маски.
– Наденьте, пожалуйста.
Из-за угла доносились приглушенные голоса. Синеску недовольно посмотрел на маску и медленно надел ее.
Они переглянулись.
– Имеет ли какой-то смысл эта боязнь бактерий?
– спросил Синеску.
– Разумеется, грипп или что-то подобное ему не грозит, но задумайтесь на минуту. Есть только две возможности убить его. Первая - это авария одной из систем, и за этим мы следим внимательно; у нас работает пятьсот людей, и мы проверяем его, как самолет перед стартом. Остается только мозговая инфекция. Так что принимайте это без предубеждения.
Комната была большой и соединяла в себе функции гостиной, библиотеки и мастерской. В одном углу комплект современных шведских кресел, диван и низенький столик; в другом - стол с токарным станком, электрическая печь, сверлильный станок, доска с инструментами, дальше чертежная доска и перегородка из полок с книгами, по которым Синеску с интересом пробежал взглядом. Там были переплетенные тома отчетов о ходе экспериментов, технические журналы, справочники; никакой беллетристики, за исключением "Огненной бури" Стюарта и "Волшебника из страны Оз" в потертой голубой обложке. За полками они увидели стеклянную дверь, ведущую в другую, иначе обставленную комнату: мягкие стулья, раскидистый филодендрон в кадке.
– Это комната Сэма, - объяснил Бэбкок.
В комнате находился какой-то мужчина. Заметив их, он окликнул кого-то, кого они не видели, после чего с улыбкой подошел. Мужчина был лыс, коренаст и сильно загорел. За его спиной появилась невысокая красивая женщина. Она вошла за мужем, оставив дверь открытой. Оба они не носили масок.
– Сэм и Ирма занимают соседнюю квартиру, - объяснил Бэбкок.
– Они составляют ему компанию; должен же кто-то быть рядом с ним. Сэм - его бывший коллега по полетам, а кроме того, у него механическая рука.
Коренастый мужчина пожал руку Синеску, ладонь его была сильной и теплой.
– Хотите угадать, которая?
– спросил он. Обе руки были коричневые, мускулистые и поросшие волосами, но, присмотревшись, Синеску заметил, что у правой несколько другой, не совсем естественный оттенок.
– Наверное, левая, - сказал он, чувствуя себя неловко.
– Не угадали, - улыбнулся искренне этим обрадованный Сэм и поддернул правый рукав, чтобы продемонстрировать ремни, поддерживающие протез.