По ту сторону Бездны
Шрифт:
Он есть давно, его заранее написали, мой адвокат не сделал ни малейшей попытки меня защитить, а мне даже не дали слова. И я считала, что люди - добры и справедливы, а самое страшное зло в нашей стране - вампиры? Где они, вампиры? Здесь нет ни одного.
– ...приговаривается. К лишению статуса человека, личного имени и места в человеческой истории. В виде компенсации за причиненный моральный ущерб передается в собственность светлейшего Доиритидора Кэрнавэниала ир го тэ Аррэ в качестве кормового животного. Приговор привести в исполнение в течение суток.
Нет!!! Я кричу это? Или молчу?
Меня выводят. Запирают в какой-то комнате без окон. Комнате ли? Здесь нет мебели. Здесь вообще ничего нет, даже света. Просто каменный мешок. Анхен! Ну где же ты, Анхен? Еще немного, и будет поздно! Меня уже...почти нет...
Но я еще верю. Еще надеюсь. Еще жду. Он не может меня бросить. Только не он, он никогда не бросал!
Только выгнал из города, сказав, что никогда больше не увидимся.
Но он говорил так и раньше. И приходил.
Анхен! Прошу тебя, умоляю, пожалуйста! Пожалуйста...
Открывается дверь. Меня снова куда-то ведут. Комната. Слишком страшная, чтоб я стала ее осматривать. Жар полыхающего камина. Чей-то грубый смех. Чьи-то руки, срывающие с меня одежду и обувь. Я кричу и пытаюсь сопротивляться. Снова смех, ленивый удар, презрительные слова:
– А прыткая нынче зверушка. Отдай. Зверье одежд не носит. Привыкай.
Из моих пальцев выдирают последний клочок ткани. Вокруг одни мужики. Впрочем, нет, не одни. Появляется он. Слишком молод, чтоб именоваться мужчиной. Слишком тварь, чтоб быть человеком. Но согласно приговору этого немыслимого суда, он - человек, а я - нет. Больше нет.
– Ну, видишь, как все славно, - с самодовольной ухмылкой сообщает этот мусик, снимая с моих волос вампирскую заколку. Меня держат за руки, и я лишь провожаю свой заветный цилиндр затравленным взглядом.
– Мне подарочек и Доири подарочек. Я люблю делать подарочки моему Доири. А папа мне помогает. Потому, что он тоже любит, когда Доири доволен, - моя заколка исчезает в кармане его брюк.
– Правда, обычно в подарок идут те, у кого есть чуть больше интересных вещей, чем одна заколка. Но ты же не думала, что сможешь уйти от моего Доири просто так? Вот просто оттолкнуть его, словно он ничто, и сбежать? Ты же не настолько глупа, чтоб думать, что тебе за это ничего не будет?
Он размахивается и отвешивает мне пощечину:
– Тварь. Подготовьте ее, Великий вот-вот приедет за своей собственностью. Мы же не хотим заставить светлейшего Доиритидора ждать?
На каменный пол падают мои тяжелые косы. Мне сбривают волосы. Все. Везде. Нарочито неаккуратно, оставляя множество кровоточащих порезов. Затем бросают на какую-то поверхность - не то высокую лавку, не то низкий стол - лицом вниз, фиксируя за руки и за ноги так, что набегают слезы боли.
– Клеймо ставим?
– интересуется грубый мужской голос.
– Подождем. Светлейший Доиритидор предпочитает, чтоб при нем, - хозяйски распоряжается мальчишка.
– И раскали кочергу. Развлечемся.
Ожидание. Долгое, мучительное, постыдное. Я тоже жду. Все еще жду, все еще надеюсь. Он придет. Он просто слишком далеко, но он придет, он успеет. Одежду купим, волосы отрастут, приговор отменят. Я еще человек, я еще жива. А этот - пусть позлорадствует. Жить ему недолго. Вот уж о ком не стану плакать.
Я ждала. Из последних сил держалась и ждала, вслушиваясь в шаги в коридоре. И приближение вампира почуяла раньше мальчишки. Но прежде, чем открылась тяжелая дверь, я уже знала: это не Анхен.
Доири. Неспешным шагом он двигался вглубь комнаты, обходя мое растянутое на голых досках тело. Я не могла видеть его лица, я видела только ноги, но и этого мне хватало, потому как слышать - слышать я, к несчастью, могла все.
– Ну? И что у нас сегодня? Оно, правда, стоило того, чтоб я бросал дела и летел сюда через Бездну?
– Обижаешь!
– в голосе Мусика сквозит самодовольная ухмылка.
– Помнишь девку, которая отказалась сесть в твою машину? И подружку за собой утащила? Ты еще сказал, что ее нельзя трогать, потому, что она принадлежит другому? Так мы проверили: никому она не принадлежит! И никогда не принадлежала. Так что, с сегодняшнего дня - она твоя, дарю!
Впрочем, нет, «...рю» у него, кажется, не получилось. Его смазал звук пощечины, свалившей мальчишку на пол. Теперь я вижу его хорошо. Полностью. Далее, без паузы, следует удар в живот. Ногой, разумеется, мальчишка же лежит. И с размаха в лицо. И тоже ногой. Что-то, вроде, хрустнуло, показалась кровь.
– За что?
– наконец-то вместо самодовольства я слышу потрясение. Не жалко. Даже, если убьет его прямо здесь и сейчас - не жалко.
– За что?!
– страшно шипит Доири.
– Да ты хоть понимаешь, мразь, с кем ты меня столкнул?! Что со мной будет теперь за этот тухлый бурдюк с кровью?! Я ж сказал тебе, человеческим языком сказал: не трогай. Чужая она. Причем не просто чужая, а... Да лучше на другую сторону дороги перейти, чем хоть что-то у него пальцем тронуть!
– Но Доири...Я же говорю... Мы проверили... Нет на нее контракта. Не заключался. Никогда. Никакой! Она твоя. Чистая, - он так и сидит на полу, не осмеливаясь подняться.
– Он авэнэ, придурок! Ему не нужен контракт! Ему достаточно заявить на нее права! Что он и сделал, отдав ей конэсэ! И теперь ему достаточно одного свидетеля! Одного единственного, кто видел ее с конэсэ - и мне не жить! Ты это понимаешь, змееныш? Под что ты меня подставил?!
Доири боялся. Он реально боялся, и это внушало надежду. Меня отпустят. Они сейчас все переиграют, и меня отпустят. Вернут хозяину с извинениями и перевязав бантиком.
– Кстати, где оно?
– Вампир пнул ногой мои косы.
– Где конэсэ?
– Я не знаю...
– Где?!
Дрожащей рукой Мусик достает из кармана заколку и протягивает вампиру.
– Издеваешься? Я это не возьму. Брось на пол...
Заколка падает в кучу моих волос. Тянется пауза. Доири мучительно размышляет.
– А впрочем, - судя по голосу, он явно нашел выход, - мой дядя стоит нынче куда дороже, чем опальный авэнэ... И ему придется сначала доказать... Сначала найти... А он никогда ее не найдет! Да. Решено. Ты прав, Мусик. Он думает, что если авэнэ - то я стерплю. Забуду. Пусть ищет, Мусик, пусть ищет.