По ту сторону грусти
Шрифт:
Глава двадцатая
Кто виноват
Он велел водителю припарковаться чуть поодаль, не у самого подъезда - сделал плавный указующий жест. А мог бы и не делать, не первый раз сюда ездит. Трогательная бессмысленная деликатность: не "светить" своим внушительным "мерседесом". Хотя кто тут коситься будет?
– район своеобразный, где работает благородный принцип:
Интересно, а она к какой категории относится? Говорит о себе весьма скупо. Вернее, не так: разговорчива, иногда даже велеречива. Но кроме культурных и гастрономических пристрастий, он знает о ней самую малость. "В любом случае, хорошо устроилась", - мельком подумал он, входя в подъезд старинного дома.
Хотя почему б и нет? Наверное, заслужила. Ему не стали бы рекомендовать всякую шушеру. Она произвела на него впечатление с самого начала (а какая была квартира, даже не запомнилось). Дверь была не заперта. Она встречала его и не сидя за столом, и не на пороге, а шагах примерно в четырёх от двери: скульптурно застыв и сложив опущенные пальцы шпилем, как священник. Поздоровалась учтиво, но с отстранённой прохладой.
– Проходите, пожалуйста.
Для человека своей профессии она выглядела очень неожиданно: тёмный деловой костюм, фильмановская оправа на строгом лице и - боже ты мой - орденская планочка. Усмехнулся про себя от удивления: "Ну прям генеральный секретарь какой-то" - хотя в Лиге Наций типаж у людей, в том числе у лидеров, другой, более открытый. Здесь же была девушка интеллигентно-авторитарного стиля, в то же время какая-то байроническая, с гибкой рапирной худобой и интересной бледностью. В эту бледность примешивалась капля охры, напоминая о портретах Бонапарта. Наверное, загар был золотистым, но весь не сошёл, хотя, вообще-то, сложно представить её на пляже, такие обычно избегают жарких курортов. Её лицо казалось усталым и энергичным одновременно. Так бывает у людей, до поздней ночи пишущих научные работы и доклады.
– Здравствуйте, Михаил Семёнович!
– улыбнулась она.
Да, теперь и открывала, и встречала, и угощала удивительным чаем после выполнения работы. А в первый раз слегка покоробила своей нейтральной вежливостью: никакого заискивания - вроде и хорошо, а вроде и задело. Но она тогда действительно не знала, кто такой прокурор Казакевич.
Фамилию слышала, а как он выглядит, чёрт его знает. А выглядел-то ничего, вполне в её вкусе: крупный, седовласый, с породистым лицом. "В духе Мигеля Серрано, - определила она.
– Аристократизм, карьеризм, мистицизм. Шикарное сочетание".
Её неведение сначала по инерции возмутило его, а потом показалось каким-то высшим, с оттенком надмирности.
В этом была своя правда. Алеся была номенклатурно нелюбопытна: как член Политбюро, которого интересует только свой вопрос и которому всё готовят референты. А прокурора она озадачила ещё и тем, что попросила материалы дела. Он тогда согласился, но слегка растерянно. С одной стороны, солидность подхода. Но, с другой стороны, маги так не делают! А она объяснила, считав сомнения: "Давайте сэкономим силы и время. Продуктивнее будет".
– Доброго дня вам! Ну что? Как вы?
– О, прекрасно. Поздравляю вас с победой!
Она тронула рукой лежащую на столе газету: нарочно сегодня сбегала в ларёк на остановке.
– Спасибо, спасибо, по ведь это наша общая победа.
– Я рада, что оказалась полезной, - улыбнулась она со сдержанным тщеславием.
– Жаль, что это пока всего пару брёвнышек, выбитых из опоры. Считайте, что мы только начали. С одной стороны, схема почти отработана, появились новые материалы, новые показания, но Эйсмонта голыми руками не возьмёшь. Наверное, придётся снова обратиться к вам за помощью.
– В конце концов, это моя основная специализация: чтобы никто не ушёл от ответственности, - заметила Алеся.
– А я лично считаю, что отмывание денег и мошенничество - преступление не менее серьёзное, чем скажем, изнасилование, - чуток вызывающе прибавила она.
– Меня, конечно, упрекнут в одиозной логике, но посудите сами: во втором случае страдает один человек, а в первом - масса граждан. Особенно при таких масштабах. И ведь как хорошо всё обставил, не подкопаешься.
– С обычным человеческим подходом уж точно, - поддакнул прокурор, - мы бы ещё сто лет кружили и не знали, за что зацепиться.
– Ну, мы кое-что можем.
"Мы" - это специалисты.
Она застыла в деликатном ожидании. Говорят, что кошки замирают статуэткой, а она тоже так умела. Пожалуй, стоило признать и произнести заветное слово: да, Михаил Семёнович - увлёкся. Каждый раз, когда он видел Стамбровскую, по сердцу проходила тёплая волна с приятным лимонадным покалыванием. Да и видеть хотелось - чаще.
– Итак?
– мягко встрепенулась Алеся.
– Чай? Кофе? Аргентинское танго?
Ах, чертовка.
– Хо-хо, я б с удовольствием!
– хохотнул прокурор.
– Но, к сожалению, спешу, надо в министерство заехать.
– Но ко мне таки заглянули, - на грани вопроса и утверждения сказала она.
– Да. Я подумал, что лучше поблагодарить вас сразу, не откладывая. В прошлый раз вы сказали, что сейчас не очень комфортно себя чувствуете, - многозначительно прибавил он.
– О, - подняла брови Алеся и чуть порозовела от удовольствия.
Понимает он, понимает такую здоровую реакцию. Хотя частенько она вырождается в патологию, как в случае всё того же магната Эйсмонта. Но Стамбровская была из тех, кому важнее не деньги, а нечто другое. Пожалуй - власть (хоть и рано примерять такие склонности на столь юную особу).
Она достала из ящика письменного стола учётную книгу, в неё же на форзаце была вставлена новая аккуратная лицензия с печатью и водяными знаками. Конверт она положила между страницами. Затем внесла запись, оторвала два разноцветных бланка и один протянула ему.
– Благодарю, - машинально сказал Михаил Семёнович.
Да, было в ней что-то родственное: он тоже любил тратить деньги без унизительного высчитывания, разумно, но с наслаждением. Любил уют, хорошую одежду, еду и вина, интересное общество - но в целом ему было достаточно "поддерживать уровень". Ведь главное не в этом. Скорее, шляхетские вольности и привилегии - вот что будоражило умы в Княжестве испокон веков. Всё остальное считал он излишествами, и к тому же приучил жену и детей, о существовании которых Алеся прекрасно знала.