По ту сторону костра
Шрифт:
Белые лилии в заводи стали голубыми… Как небо. Вскочив на ноги, Кузьма шагнул назад. Хмыкнул. Закрыл ладонями глаза, опять глянул на заводь.
— Лотосы. Обычные лотосы, — послышался за спиной Кузьмы голос Самсона Ивановича. — Нелумбий.
Повернувшись в его сторону, Кузьма увидел, что участковый и не смотрел на заводь. Он копался в котомке.
Усталость пропала, даже пить вроде расхотелось. Кузьма просто не помнил уже, хотел или не хотел он пить.
Лотос поднялся над водой почти у самого берега. Он очень напоминал пион и был такой
Время словно остановилось. И будто померк солнечный день. Светился только цветок.
Неожиданно Кузьма услышал у себя за спиной усердное сопение, и Самсон Иванович, пробежав рядом, плюхнулся в воду. Вынырнул, долго отфыркивался и кряхтел, по-бабьи обхватив руками плечи. Очевидно, вода была холодна.
— Зачем?.. — Кузьма сморщился, точно от зубной боли.
— Забыл ты сухари на заимке, Свечин. Вот я и иду на промысел. — И Самсон Иванович погрузился в воду, ставшую мутной от взбаламученного ила.
«Черт с ними, с сухарями! Там бы поели. Купаться-то здесь зачем? — сердито думал Кузьма. — Дела нет ему до красоты. — Свечин отошел от берега и устроился в тени похожего на пальму дерева. — А может, он просто привык? «Обыкновенные лотосы»… Не хотелось бы мне заиметь такую привычку и в шестьдесят лет. А Самсону Ивановичу всего-то сорок пять».
Кузьма прикрыл глаза. Вернулись усталость, боль в висках. Теперь боль казалась даже сильнее, чем прежде. До слуха долетало фырканье и бульканье купавшегося Самсона Ивановича. Потом чавканье ила под ногами участкового — Протопопов вышел на берег. Открыв глаза, Кузьма увидел его тело: поджарое, без единого грамма лишнего веса, хорошо тренированное.
Одевшись, Протопопов вернулся к берегу и поднял из травы целый пук вырванных с корнями лотосов.
«Вот так», — горько усмехнулся про себя Кузьма. Вздохнув, он лег лицом вниз. Не хотелось смотреть ни на заводь, ни на своего спутника. Усталость, досада и какое-то тоскливое разочарование обессилили Кузьму.
Голос Самсона Ивановича послышался как бы издалека:
— Сварим корневища. Отлично вместо хлеба сойдут. Свечин не ответил. Незаметно для себя он словно провалился в сон…
Вскочил Кузьма от воя и треска. Вихрь едва не сбил его с ног. Над поляной завис вертолет. Кто-то распахнул дверцу, выбросил веревочный трап, знаками приказал им подняться на борт. В оглушительном треске и урагане от винта Свечин и Протопопов забрались по веревочной лестнице в кабину. Там, к изумлению Свечина, их встретил следователь районной прокуратуры Остап Павлович Твердоступ. Вместо приветствия следователь потрепал их обоих по плечу. Затем он уселся рядом с Самсоном Ивановичем и стал что-то кричать тому на ухо. Кузьма ничего не мог разобрать, хотя и сидел совсем близко. По виду Самсона Ивановича он догадался, что стряслось нечто чрезвычайное.
Подождав, пока Твердоступ закончит разговор с Самсоном Ивановичем, Кузьма дотронулся до
— Нашли труп… У Радужного.
— Убийство? — спросил Кузьма.
— Похоже на несчастный случай. Надо разобраться, — неохотно ответил Твердоступ.
Они летели минут тридцать. Вот в иллюминаторе мелькнули рыжие скалы, похожие на столбы. Из кабины пилотов вышел плотный человек в кожаной куртке и, открыв дверь, выбросил трап. Твердоступ знаками показал: надо выходить. Ураган от винта мотал веревочную лестницу из стороны в сторону, и приходилось подолгу ловить ногой очередную ступеньку. Свечин спустился первым. Потом добрались до земли Самсон Иванович, следователь прокуратуры, эксперт и врач. Вертолет переместился к другому берегу реки и сел на длинной косе.
Грохот мотора стих, но в воздухе продолжал слышаться мощный непрерывный гул. Кузьма не понял сначала, откуда он доносится. Взглянув вверх по реке, увидел зеленый блистающий занавес водопада. Отсюда, издали, занавес казался неподвижным, замершим. И не было видно места, куда обрушивалась лавина. Его загораживали камни. Седыми, будто кисейными, клубами поднималась водяная пыль, и время от времени в ней разгоралась яркая радуга. Она вспыхивала неожиданно, словно кто-то зажигал ее то в глубине ущелья, то над водопадом, и так же быстро пропадала.
Скалы стояли около водопада полукольцом — высокие ржавые столбы с широкой полосой осыпей у подножия.
«Страховидное местечко, — подумал Кузьма. — Каменная мышеловка! Надо быть либо совсем неопытным человеком, либо отлично знать этот лабиринт…»
Самсон Иванович тоже глядел на Чертовы скалы, словно увидел их впервые.
— Труп мы оставили на месте, — сказал подошедший сзади Твердоступ. — Вы уж извините, что попросил здесь обождать. Думал, набедокурили ваши общественники, наследили.
Из нагромождения камней, перепрыгивая с обломка на обломок, появился Степан Евдокимович. Кивнув в его сторону, Остап Павлович сказал:
— Не обрати он внимания на слова Крутова, вряд ли мы скоро узнали бы о гибели Дзюбы. Экспертиза теперь может более или менее правильно определить причины, повлекшие за собой смерть. А у вас неплохие помощники. Действовали как надо.
— Дзюбу он опознал? — спросил Протопопов.
— Еще бы мне Петро Тарасовича не узнать, — улыбнулся Степан Евдокимович. — Только первым руку его в камнях Илья Ильич увидел. За ним — Леонид. А потом уж я.
— А где же…
— Илья Ильич с Леонидом? Внизу, у реки. Получилось же так! Сын отца опознавать приехал… Тяжко ему. Все-таки отец…
— Котомка Дзюбы цела? — обратился к следователю Самсон Иванович.
Твердоступ кивнул:
— В ней четырнадцать корней женьшеня. Отличные экземпляры!
— Жаль, что вы развязали котомку, — задумчиво проговорил Самсон Иванович.
— Сначала ее сфотографировали, — быстро вставил начальник «аэропорта», увлекшийся расследованием.