По ту сторону океана
Шрифт:
Въ этотъ періодъ времени я однажды встртилъ на верхней палуб господина Нике. Онъ не совсмъ увренно стоялъ на ногахъ и былъ смертельно блденъ.
— Что съ вами? Вамъ нездоровится?
— Ахъ, да, до нкоторой степени. Но здсь такъ сильно пахнетъ машиннымъ масломъ, кром того въ кухн жарятъ мясо, и отъ этихъ смшанныхъ запаховъ каждаго затошнитъ.
Когда же мы спустились внизъ, и когда купецъ угостилъ его табачной жвачкой подъ предлогомъ, что это единственное средство, которое можетъ его сейчасъ же излечить, господинъ Нике сталъ все больше и больше походить на трупъ. Онъ прислонился
— Не приближается ли вашъ «извстный случай»? — спросилъ купецъ, посмиваясь ему прямо въ лицо.
Но лучше бы онъ не спрашивалъ. «Извстный случай» не только приближался, но былъ уже такъ близко, что не подозрвавшій столь злостной каверзы шутникъ дорого поплатился за свой вопросъ. Посл этого купецъ заявилъ, что, по его мннію, самое благоразумное, что онъ можетъ сдлать — это пойти и хорошенько выыыться. Съ этого дня господинъ Нике уже не покидалъ своей койки.
И дйствительно, казалось, что не будетъ конца этому положенію вещей. Море каждый день, нтъ, даже каждое утро, становилось все неспокойне, все бурливе. Туманъ то появлялся, то исчезалъ. Втеръ разгонялъ его на время, но онъ вновь являлся и окутывалъ весь пароходъ; безпрестанный, непрерывающійся ни днемъ, ни ночью скрипъ снастей достигалъ даже до нижней палубы. Какъ-то разъ ночью подломилось нсколько коекъ; люди, спавшіе на нихъ, скатились на полъ; обезсиленные болзнью, они натянули на себя одяла и, полуголые, продрогшіе, не имя даже силъ взять матрацы, они заснули на чемъ попало — на мшка и сундукахъ.
Около полуночи какая-то женщина просунула голову въ наше отдленіе. Она съ большимъ трудомъ взобралась по крутой лстниц, ведущей изъ семейнаго отдленія къ намъ.
Фонарь у насъ тускло горлъ, со скрипомъ покачиваясь, на желзномъ крюк, и голова женщины какъ-то странно и неестественно вырисовывалась въ отверстіи люка
— Не можетъ ли кто-нибудь изъ васъ пойти и сказать капитану, что на дн парохода слышится какой-то странный шумъ?
Никто не отвчалъ. Женщина, желая насъ разбудить, крикнула громче.
— Нтъ ли здсь кого-нибудь, кто можетъ доложить, что въ пароход образовалась течь?
Тогда многіе начали громко надъ ней смяться, но женщина, уходя, продолжала упорно бормотать, что корабль далъ трещину
Господинъ Нике все еще лежалъ на своей койк въ самомъ жалкомъ состояніи. Его «извстный случай» теперь превратился въ одинъ безконечно продолжительный «случай». Кто-то изъ его спутниковъ спросилъ его однажды, не умеръ ли онъ.
— Нтъ, такого счастья съ нимъ еще не слу-чилось, — пробормоталъ онъ.
Съ верхней палубы доносилась до насъ громкая команда офицеровъ, а капитанъ, этотъ покрытый золотыми галунами господинъ, всегда встрчавшій насъ, эмигрантовъ, насмшливыми взглядами и постоянно приказывавшій намъ не попадаться ему на дорог, стоялъ теперь собственной особой на капитанскомъ мостик. Мы слышали его голосъ, раздававшійся тамъ, наверху. Онъ рзко, отчетливо отдавалъ свои приказанія, и вс, не колеблясь, повиновались ему. У насъ у всхъ было такое чувство, что капитанъ, несмотря на все, самый лучшій человкъ на всемъ пароход,- да, въ эти минуты на лиц его не было и слда обычнаго насмшливаго выраженія.
Воздухъ и освщеніе
— Я голосъ, говорящій съ вами во имя Господне!
И онъ принялся сыпать вокругъ себя словами покаянія и угрозами адскихъ мукъ. Но это былъ плохой храмъ, — этотъ пароходъ съ шестьюстами жалкихъ и страдающихъ эмигрантовъ!
Молодыя двушки посл безсонной ночи уснули, наконецъ, и кто знаетъ, можетъ быть, именно теперь имъ снился давно знакомый и пріятный сонъ о лихой и веселой мазурк. Что касается отцовъ и матерей, то каждый изъ нихъ несъ свое бремя, а поэтому проповдь методиста была гласомъ вопіющаго въ пустын. Вс жаждали только одного — покоя. Вс были до того измучены и обезсилены, что никто не могъ собрать своихъ мыслей, а потому не могъ и вспомнить ни единаго грха.
Купецъ былъ совершенно здоровъ. Онъ даже время отъ времени закуривалъ огромную и скверно пахнувшую трубку, конечно, длая это тайкомъ, такъ какъ, изъ опасенія пожара и изъ жалости къ больнымъ морской болзнью, строго воспрещалось курить. Господинъ Нике сейчасъ же почувствовалъ отвратительный табачный запахъ и сталъ грозить, что донесетъ на купца. Тотъ, въ отместку, началъ издваться надъ трусостью семинариста. — Да, онъ всего боится. И купецъ сталъ повторять: — Кристенъ труситъ, Кристенъ труситъ, Кристенъ отъ страха запряталъ подъ подушку евангеліе!
Нике, собравъ послднія силы, клялся и божился, что купецъ безсовстно лжетъ.
Вдругъ въ этотъ моментъ наверху что-то обрушилось со страшнымъ шумомъ. Трескъ и оглушающій грохотъ пронесся по пароходу. Насъ всхъ свалило съ ногъ, и морская волна прокатилась по ступенямъ нашей лстницы. Со всхъ сторонъ раздались страшные крики. Когда я, наконецъ, въ нкоторомъ род снова обрлъ себя, лежа животомъ на лиц жителя города Хаугезунда, я тотчасъ же вскочилъ на ноги и принялся отыскивать моего юнаго спутника. Его сбросило съ койки, и онъ лежалъ точно мертвый, съ крпко сжатыми кулаками и губами.
Когда я съ нимъ заговорилъ, онъ ничего не отвтилъ.
Когда же я его поставилъ на ноги и подвелъ къ койк, то оказалось, что онъ цлъ и невредимъ, и паденіе не причинило ему ни малйшаго вреда.
— Ну, да все это пустяки, — сказалъ онъ, — однимъ членомъ больше или меньше — не все ли равно! Нтъ, вотъ морская болзнь… Да, ужъ эта морская болзнь!..
Купецъ крикнулъ надъ самымъ моимъ ухомъ:
— Взгляните-ка на Кристена — онъ стоитъ на колняхъ на своей койк и цлуетъ евангеліе.