По ту сторону отражения
Шрифт:
– Кстати, как у нас дядя Витя со своей машинкой поживает? – спросил Келла, дабы отвлечься от своих желаний.
– Отлично, – скривилась Нинка, которая вчера умудрилась поссориться с папой из-за последнего стакана их любимой газированной воды. Выиграл глава семьи, заставив эгоистку-дочь обвинить его в жадности и в узурпаторстве. В результате дядя Витя разозлился и начал орать на весь дом. Мама Нины с трудом утихомирила обоих, приготовив вкусный ужин. Еда всегда заставляла всех представителей этой славной фамилии успокоиться. А все вчерашнее утро
– У нас в следующее воскресенье День Семьи, – задумчиво произнесла Нинка, – придешь, ясно?
– Зачем?
– Замуж за тебя хочу, – хихикнула светловолосая девушка. – Объявлю родственникам-идиотам, что у нас помолвка.
– Нин, меня на следующей неделе не будет, – не слушая ее, произнес молодой человек.
– А День Семьи? – проорала Ниночка ему в ухо и даже подергала, наконец, за цепочку пирсинга. Отец вновь устраивал большой семейный обед, где обязательно должна была быть тетя Эльза.
– Тише, Королева, не надо, – убрал Келла ее руку, все отчетливее понимая, что она – большой ребенок с неуемной фантазией и кучей масок. – В воскресенье я приеду к тебе. А ты как следует сдавай свои зачеты. Лады?
Журавль с интересом уставилась на музыканта, курящего сигарету.
– О, милый, да ты никак умом тронулся? Какая забота обо мне любимой. Ты точно будешь на Дне Семьи?
– Да, я ведь пообещал, – отчего-то был серьезным молодой человек.
Нинка удовлетворенно кивнула. Виктор Андреевич не пережил бы отсутствие столь ценного кадра, как синеволосый, на своем семейном ужине. Он даже почти смирился с пирсингом и синими волосами, а также с манерой одеваться этого «уличного обормота», и даже наполовину простил ему историю с цветами и запиской.
– Чтобы эта твоя Охренелла была, дочь, – говорил глава семи Ниночке, – кстати, а как твою Акапеллу нормально зовут? А то неудобно людям представлять. Подумают еще, что он женского пола. Неприятность выйдет тогда.
– Я не в курсе насчет имени, – растерялась Нинка. Ей в голову не приходило узнать у поклонника с эксцентричной прической, каково его настоящее имя.
– Не знаешь? – удивился Виталий Андреевич. – Не говорит, что ли?
– Не говорит, – подтвердила дочь.
– Наверное, его родители-шизоиды назвали парня как-то совсем по-зверски. Я бы в таком случае тоже не говорил бы, – всегда радовался Ниночкин родитель чужим проблемам, пусть даже они были связаны с именем. – Он, поди, Марфусаил, или Мустафа, или Жан, или Цезарь какой-нибудь занюханный.
– Папа, таких имен нет, – поедала за обе щеки, как хомяк, конфеты Ниночка. – Я скорее склоняюсь, что он Васька или Ванька. Или Фома какой-нибудь. Аввакум на худой конец.
– Это для него простовато, дочь, – никогда не уважал чужое мнение ее отец. – Он явно что-то вроде… Хм… Жозефина.
– Аввундий, – была за древнерусские варианты Нинка.
– Версалий, – выступал за европеизированные ее папа.
– Добромысл.
– Людовик и Феликс! – в азарте стал
– Ты бы еще Генриха вспомнил!
– А что? Тоже порядочное идиотское имя, – возразил дядя Витя, думая, какая же у него эрудированная умница-дочь – вся в него.
– Антиох, – выдвинула новую версию потенциального имени Келлы Нинка.
– Антилох? – не расслышал или не понял ее родственник.
– Антиох, папа, – захохотала девушка. – Так, между прочим, царей звали македонских и писаку старинного, Кантемира, – еще больше порадовала отца своими познаниями в литературе и в истории девушка.
– Самиддулло, – чуть помедлив, отвечал дядя Витя.
– Такого имени нет, пап!
– А вот и есть – я в Интернете твоем любимом читал, – возмутился Виктор Андреевич.
Они долго спорили насчет имени синеволосого, добрейшей души человек дядя Витя выдвинул гипотезу, что Келлу так и зовут: Келла. Либо его зовут Синим или Голубым и в честь этого «гад серьгастый» покрасил волосы в такой цвет. И теперь Нинке предстояло узнать, как же зовут парня на самом деле.
– Келла, милый мой, – с кошачьей грацией потерлась о плечо парня Ниночка, – а как тебя зовут, мой котенок?
От последнего слова ее едва не передернуло – она все же не могла привыкнуть к различным «сюси-пуси», особенно по отношению к синеволосому.
– Это не я твой, это ты моя. Сечешь разницу, детка? – не ответил на ее вопрос парень.
Блондинка, поежившись от прохладного ветерка, нахмурилась. Ее собственнические наклонности не могли ей позволить согласиться со словами молодого человека.
«Кто тут чей, синильный козел, – подумала она зло, – ты попался в мои сети, малыш, и ты – мой. А такие, как я, по определению никому принадлежать не могут».
– Келла, Келла, – взяла его под руку девушка, которой не сиделось на месте, – глупенькая ты у меня деточка. Так какое у тебя настоящее имя?
– Зачем тебе?
– Имя, говорю, какое настоящее? – не любила повторять дважды Нинка. А трижды тем более. – Ты же мой парень, а я, – подлила она в голос меда, – твоя девушка. Да?
– Ну… – вновь закурил парень, – эх, лучше бы пива, а не вина.
– Что ну? По фиг на пиво. И хватит уже пить. Раздражает. Как тебя зовут? Говори мне немедленно.
– А тебе-то что? – не хотел раскрывать свою тайну парень.
– Как что? Ты только признался мне в любви, а сам даже имени не говоришь. И вообще, почему у вас в команде у всех парней имена ненастоящие?
– Имидж, Королева. Это все большой и крутой пиар-ход, – начал вновь становиться самоуверенным ударник. – Это часть нашего имиджа, малышка.
– Хочу знать твое имя, – поцеловала его в губы девушка, – хочу имя, имя, имя.
– Лучше бы меня хотела, – пробормотал Келла.
– Скажешь свое имя – мы поедем к тебе, – многозначительно посмотрела на него Нинка. Одновременно она уселась вновь на самый край крыши, совершенно не боясь высоты.