По ту сторону пруда. Том 2. Страстная неделя
Шрифт:
Еще бы! Он и к англичанам все еще способен метнуться, и киллер за ним охотится, и теперь ко всему прочему сам на себя руки наложить может.
– Постарайся вспомнить все, что он сказал. Весь поток сознания. Это важно.
– М-м. Я спросила, в надежном ли он месте. Папа сказал, что в Лондоне надежного места нет, но что он такое знает. Тем более… Сейчас, вспомню точнее. Тем более что он туда наверное уже никогда не попадет, а жалеть об этом будет всю жизнь. Если от его жизни еще что-то осталось. Вот. Это практически слово в слово.
– Хм. Не очень информативно.
– Ну, прости, пожалуйста.
Мужской голос раздался фоном. Питер спрашивает, с кем это Тоня разговаривает. Беспокойный у него голос, настойчивый.
– Ревнует? – спросил я.
– Что-то чувствует.
Она помолчала. Ну вот! Я же в шутку спросил про Питера. А она всерьез ответила.
– А есть из-за чего искать связь? – спросил я. – Между тобой и тем человеком, который привез тебя ночью?
– Нет, конечно. Знаешь, мне ведь про людей тоже интересно, – уже другим, привычно насмешливым голосом сказала Тоня. – Тем более про тех, кто ведут себя по нынешним меркам совершенно нелепо. Как-то старомодно, по-рыцарски.
У меня вдруг как будто электроды на висках замкнуло.
– Тоня, ты правда не знаешь, куда Володя мог поехать?
– Ума не приложу. Почему вдруг такой скачок мысли?
– А я, кажется, знаю, – сказал я.
11
Поезда в Англии ездят быстро и без малейшей тряски. Никаких громких перестуков колес, как в России или на севере Штатов, где летом жарко, а зимой морозы. Вагон мерно покачивается, вас слегка клонит в сторону на крутых поворотах – и это все неудобства, если это можно назвать неудобствами. Меня дорога после бессонной ночи быстро убаюкала, и я проспал от лондонского вокзала Паддингтон до прославленного Джейн Остин курортного, еще со времен Римской империи, города Бат. До Бристоля оставалось с четверть часа.
Между Лондоном и Бристолем поезда ходят каждые двадцать-тридцать минут. Первый утренний был в шесть тридцать, но в это время я был немного занят. Я успел лишь на поезд в половине девятого. Возможно, если моя теория была верна – а другой у меня не было, – я доберусь до места где-то одновременно с Моховым. Ну, чуть раньше, чуть позже. Конечно, он мог выехать и рано утром, но в любом случае он ведь тоже скорее всего поедет поездом. В Англии документы при покупке железнодорожных билетов не спрашивают, а расплатится он наличными. Так что для очистки совести – вдруг Мохов едет тем же поездом, тогда и уезжать далеко не придется – я заскочил в состав перед самым отходом и прошел через все вагоны. Его в поезде не было.
Пассажиров – я взял билет второго класса, каким вероятно поехал бы Мохов, – было немного. Слева от меня через проход сидели два прыщавых панка, один с желтой, второй с ярко-синей иракезой; они, уткнувшись в ноутбук, жевали шоколадные батончики. За ними расположилась молодая женщина в платке, обнявшая прехорошенькую глазастую девочку лет четырех – пяти. Они чуть слышно пели – до меня долетали только обрывки мелодии, но похоже это было что-то славянское. Сербки? Боснийки?
Я ехал в Гластонбери. Эффект электрического разряда в моем воспаленном мозгу был вызван словом «по-рыцарски». В Тониных устах оно шло сразу за словами «нелепый» и «старомодный», так что возгордиться было не с чего. Но оно тут же пробудило воспоминание о моем невеселом визите в моховскую квартиру в Москве. Помните, у него была целая полка литературы о рыцарях Круглого стола, а его жена сказала, что он хотел написать какой-то труд об Артуровой эпопее? О чем еще мог жалеть Мохов, готовясь к долгой изоляции в Англии, или, если ему удастся вернуться домой, зная, что с этой страной он распрощался навсегда?
Он, предположил я (но все это происходило очень быстро, со скоростью прохождения электричества по проводам), еще не побывал там, где разворачивалась легенда о Святом Граале и где, как утверждают, были погребены король Артур и его супруга Гвиневера. Замок Камелот ведь так и не был найден; скорее всего, это чистый вымысел. Зато Гластонберийское аббатство, хотя и в руинах уже многие века, реально существует. Как писать о рыцарях Круглого стола, не побывав в единственном месте в мире, где сохранились материальные следы этих, по всей вероятности, мифических героев? Так ведь бывает: от множества реально живших людей не остается ровным счетом
Почему я вспомнил ту историю. Мой сын Бобби, еще совсем недавно бывший любознательным маленьким мальчиком, провел свое отрочество – лет с восьми до тринадцати – на полу в своей комнате среди склеенных им самим средневековых замков, бесчисленных фигурок рыцарей, пеших и конных, вооруженных мечами, щитами и копьями, среди вороха иллюстрированных детских книг по истории средневековой Европы и исписанных им самим толстых тетрадей. В конце этого периода его настольной книгой стала вполне взрослая, даже академическая «Смерть Артура» Томаса Мэлори – тяжелый том с дивными иллюстрациями Бердсли, который я тоже с удовольствием листал.
Вторая особенность раннего отрочества Бобби – он болтал без умолку. За едой ему постоянно приходилось напоминать, что рот дан человеку не только, чтобы говорить, но и чтобы через определенные промежутки времени закладывать туда пищу. Я не помню наших с ним завтраков или ужинов без бесконечных рассказов о поединках, турнирах, боевых походах, чудесах, кознях и заговорах феодальной эпохи. Для меня они были неотличимы друг от друга, но в благодатно свежей и восприимчивой памяти моего сына все они запечатлевались живо и ярко, как события собственной жизни. Правда, рассказ о прочитанном накануне щедро пересыпался архаичными выражениями типа «рыцарь превосходных достоинств», «могущественный король среди мужей», «поклялся на перекрестии меча» и, не знаю, понимал ли Бобби смысл этого или нет, «возлегла с ним, как подобает супруге». Так что в моем восприятии эта эпопея простирается далеко за известные всем имена Артура, Мерлина, Ланселота или волшебного меча Экскалибур.
Однако для меня Гластонбери связан не столько с рыцарями Круглого стола. Я, на самом деле, и сам давно хотел туда попасть. В Средние века этот крошечный городок был вторым Римом, который, правда, сам был вторым Иерусалимом. В Иерусалим паломничества были невозможны, так как Святая Земля находилась под владычеством арабов, потом турок. А до Рима жителям Британских островов было далековато, да и время было неспокойное – все со всеми постоянно воевали. И тогда возник Гластонбери.
Мы вероятно никогда не узнаем, что в этой истории подлинно, а что было придумано для привлечения паломников. Как бы то ни было, в средневековой Англии одной из главных фигур христианства стал Иосиф Аримафейский. По Евангелиям мы знаем, что это был состоятельный, набожный и достойный человек, уже далеко не молодой. Он был членом Синедриона, но и тайным последователем Христа, поэтому в осуждении его он не участвовал. А после распятия Иисуса он добился разрешения снять его с креста и отдал для его погребения пещеру, которую приготовил для себя самого. Иосиф из Аримафеи фигурирует на большинстве картин о снятии с креста – почтенного вида пожилой муж с окладистой бородой и глубокой печалью на лице.
Гластонберийские сказания представляют Иосифа гораздо полнее. Он, как утверждается, был дядей Марии, матери Иисуса. Предприимчивый и богатый купец, он активно торговал с заморскими странами, в том числе, с Англией. В те времена долина, в которой находится Гластонбери, была залита водой, была дном моря. Над поверхностью воды в этих местах возвышалось лишь семь обитаемых холмов, которые мистически повторяют (вроде бы – на самом деле, не так уж точно) очертания Большой Медведицы. Самым крупным из этих островов был Авалон, будущий Гластонбери. Так вот, как считалось в средневековой Англии, Иосиф приставал на своем судне к Авалону и даже посадил там терн, потомки которого существуют до наших дней. Самое интересное, утверждается, что Иосиф не раз привозил сюда своего внучатого племянника, Иисуса – в те годы его жизни, которые в Евангелиях обойдены молчанием. После распятия Христа (кто-то писал, через четыре года, кто-то – через тридцать один год) Иосиф Аримафейский вернулся в Гластонбери со святыней – чашей, которая послужила для первого причастия во время Тайной вечери и в которую он потом собрал кровь Иисуса из раны, нанесенной копьем стражника. Это, как многим известно, и есть знаменитый Святой Грааль.