По ту сторону рассвета
Шрифт:
Здесь, в Дортонионе, снег просыпался щедро: облака, задержанные стеной Эред Горгор, вытряхнули весь свой груз над Сосновыми Горами — и расточились, открывая бессонным глазам зрелище зимнего неба во всей его красе.
Утром Илльо посмотрел в окно — и увидел, что уже зима.
Он не смог отказать себе в удовольствии немного поездить верхом — сейчас, пока пушистый, девственно-белый снег еще не испятнан грязью, помоями, конским навозом и мочой, не выветрился и не сбился плотно. По утрам, когда морозный воздух бодрит и пьянит — хорошо думается.
Пока он одевался, отроки оседлали вороного. Илльо, забежав на кухню, прихватил ломоть хлеба с сыром и спустился в подвал, чтобы наполнить флягу вином — благо, коморник вставал раньше всех. Подбитый мехом плащ, стеганые куртка и штаны, перчатки… Шапок он не любил и завел себе, по примеру Берена, башлык… Вороной, взнузданный и оседланный, похоже, не очень-то рад поездке… Илльо вскочил в седло и тронул коня: вперед!
Отъехав от замка на четверть лиги, поднявшись на склон соседней горы, Илльо залюбовался Каргондом в лучах встающего солнца — ржаво-красный на белом, замок походил на диковинного алого зверя, прикорнувшего на снежном склоне. Право же, удивительное сходство: надвратная башня — голова, две малых башни — плечи, стены первого круга — лапы, стены второго круга — хребет… И вдруг Илльо понял, что сходство не случайно, что именно его эльфы, строившие замок, и добивались. Зверь на вершине горы… Страж, недремный хранитель… Полуэльфу стало неуютно.
Он снова тронул коня — и поехал вниз, любуясь зимним лесом, но думая о своем. О тех письмах, что он составит и отошлет сегодня — Учителю и Гортхауэру.
«Да будет Тебе известно, Учитель, что я нахожусь в Сосновом Краю уже пятую неделю и совершенно составил себе представление о здешних делах. Очень много мне в том помог Велль, на замену которому я прибыл, немалой была также помощь Солля, письмоводителя дхол-лэртэ. Именно он, опытный не по своим летам, подсказал мне, где искать огрехи и ошибки в первую очередь.
По сведениям за последние два года, население Соснового Края составляет около сорока пяти тысяч человек. Исходя из этого, Повелитель рассчитывал набрать здесь около восьми тысяч воинов. Увы, его расчеты не оправдались: молодых и здоровых мужчин, достаточно надежных для поступления в войско, здесь найдется едва ли две трети от требуемого числа. Не хочу говорить плохих слов о Болдоге и его отрядах, но нехваткой пополнения мы обязаны и ему тоже.
Дабы набрать потребное число воинов, следует не только полностью использовать трудоспособное мужское население, но и освободить большое количество коронных трэлей, занятых на оловянных и медных рудниках к востоку от Каргонда. К слову, узнав об их числе, я нашел его неоправданно большим. Правитель Фрекарт, который является старшим над этими рудниками, похоже, рассматривает их как свою собственность, а не принадлежность Короны, и стремится выжать из них больше, чем требуется Короне, в ущерб настоящим интересам Севера — созданию боеспособной армии. Я полагаю, большую часть трэлей на этих рудниках и медных плавильнях вполне можно заменить лошадьми и эльфами, и даже если работы остановятся на зиму и часть весны — ничего страшного не произойдет. Ибо все, что нам сейчас нужно — победа для достижения дальнейшего мира.
Тебе, Учитель, наверняка уже известно о той победе, которую одержал Гортхауэр — незаметной, но решающей победе. Поначалу я сомневался в правильности его решения, но чем больше я приглядываюсь к действиям князя Берена, тем яснее вижу, что Гортхауэр был прав, стремясь обрести его для нашего войска. Помощь такого человека действительно неоценима. Это он обратил мое внимание на истинное число трэлей в рудниках Фрекарта и на то, что Кайрист продолжал продавать женщин на восток уже после того, как на это был наложен Твой строжайший запрет. Я подозреваю, а Берен говорит открыто, что тут не обошлось без пособничества Болдога, но в отсутствие доказательств я ничего утверждать не могу. Когда верность лорда Берена Твоей короне станет несомненной, я буду просить Тебя о подтверждении его прав на дортонионское владение. И если Ты утвердишь его в правах, Кайрист будет отстранен от дел и отдан под следствие незамедлительно. Если подозрения в отношении его справедливы, то он — еще худший твой враг, нежели Берен в бытность свою лесным воином, худший, нежели отец его Барахир. Ибо они враждовали с нами открыто и доблестно, а подобные Фрекарту подтачивают нас тайно и бесчестно, и подлежат беспощадному уничтожению.
Берен и Эрвег последнее время были заняты устройством военного лагеря в Бар-эн-Эмин. Впереди у них — еще лагерь в замке Хардинг, сбор войска и боевое обучение. Оба они уже показали себя людьми знающими и умелыми, но меня не оставляют смутные подозрения: а что, если Берен все-таки готовит таким способом мятеж? Собрать армию нашими же руками и поднять ее против нас — именно так я поступил бы на его месте. Его любовь к эльфийской принцессе так же велика, как и его верность своему королю, и страх за жизнь оного, но беспокойство меня не оставляет. Сложность в том, что нельзя вбивать клин между ним, его армией и его народом — Гортхауэр прав, пока не сменилось поколение, исповедующее беор, нужно его использовать. Как мне было бы спокойно, если бы Берен обратился во Тьму с чистым сердцем… В ближайшее время я попытаюсь заговорить с ним об этом — пусть Твой дух пребудет со мной, Учитель, пусть Твое слово сумеет зажечь его душу…»
— Эла! — крикнул кто-то вдалеке. Илльо посмотрел через полонину и увидел Берена, махавшего рукой с седла своей лошади. Тхуринэйтель была с ним — следовала за ним везде, неотступно.
Их разделяло огромное расстояние, но стены полонины многократно усиливали крик. Илльо ответил Берену:
— Эгей!
Какая-то озорная радость наполнила его, и он показал рукой вниз — мол, встретимся там. Берен помахал в знак того, что понял его жест и направил своего коня вниз.
Они встретились на дне полонины, где начинался густой лесок сплошь из молодых сосенок. Старые, сказал Берен, вырубили на постройку.
Снег так обильно навалился на лесочек, что ветви стенали под его тяжестью, а ветра освободить их не было.
Они поехали шагом сквозь этот соснячок — Берен знал тропинку.
— Я как раз мысленно составлял послание Учителю, — сказал Полуэльф.
— Валар в помощь, — бросил Берен, но тут же засмеялся нелепости сказанного. Засмеялся и Илльо.
— Меня пороть не велишь? — ухмыльнулся горец. Происшествие почти месячной давности выцвело у Илльо в памяти и он не сразу понял, на что тот намекает.
— Это привычка, которая исчезнет сама собой, — сказал он. — Ты заметил, что и «Моргот» выскакивает из тебя реже?
— Нет.
— Я хотел тебя спросить в связи с этим посланием: почему ты возразил против того, что я предложил на свете армии и управления? Против облегчения податей и повинностей? Я думал, ты первый поддержишь меня — это же твой народ… Ты обещал объяснить мне наедине — вот, мы одни.
— Дело в чем, — Берен остановил коня. — Посмотри на эту ветку. Снег пригнул ее почти к самой земле, и все же не сломал. Если стряхнуть немного снега… — Берен ладонью сбил часть белой шапочки — и она рассыпалась пылью. Равновесие между тяжестью снега и упругостью ветки нарушилось — и она выпрямилась, сбрасывая с себя весь остальной снег. Падая, он приводил в движение тот снег, что был на нижних ветках, те тоже встряхивались и освобождались, от их движений приходило в дрожь все деревце, рассыпая кругом алмазную холодную пыль — и вот уже сосенка стоит свободная и зеленая, в еще курящемся слегка искристом вихре.
— А если хоть немного усилить гнет, — Берен коснулся другого деревца, слегка пригнул одну из веток ниже — и снег соскользнул с нее, а сама она вырвалась у князя из руки. И через несколько мгновений еще одно деревце вскинуло ветви, освободившись от снега.
— Урок наглядный и красивый, — улыбнулся Илльо. — Так ты считаешь, что ни облегчать, ни усиливать повинности нельзя?
— Сейчас — столько, сколько нужно, — кивнул Берен. — Эй, Илльо, хочешь устроить скачки, нет?
— По незнакомой тропинке? В снегу, в лесу, на горе? — изумился Илльо.
— Никак трусишь, рыцарь? Хэй! — Берен ударил свою лошадь пятками.
Илльо и сам не помнил толком, что в нем приняло этот вызов — но через какое-то мгновение он обнаружил себя несущимся в головоломной скачке рядом с горцем и орущим во всю глотку так же, как он, и телом и душой упоенно предаваясь морозному воздуху, снегу и еле уловимому запаху хвойного леса. На скаку они задевали ветви сосен и те распрямлялись пружинами, взметывая в воздух целые лавины снега. Их путь можно было бы проследить издалека по белому облаку, вздымавшемуся за их спиной, и время пролетело быстрее, чем один миг.
— Ох, и славно, — Берен переводил дыхание, а конь его танцевал передними ногами. — Знаешь, когда мне было восемнадцать и я был сорвиголова, я любил здесь скакать зимой… И со мной скакали Хардинг и Мэрдиган…
Лицо его омрачилось.
— Ах, Полуэльф, я вдруг почувствовал себя как человек, к которому в дом вошел его друг, давно погибший… Человек поначалу радуется от всего сердца нежданному чуду, хочет обнять потерянного товарища, но обнаруживает призрак или того хуже — мертвеца, вызванного к жизни темным колдовством…
С этими его словами из леса выехала Тхуринэйтель.
— Юность моя мертва, Илльо, — со вздохом закончил Берен.
— Все мы взрослеем, — Илльо не совсем понимал, что Берен имеет в виду. — Возвращаемся?
— Нет, — горец покачал головой. — Я хочу еще поездить.
— Ты недостаточно наездился за минувшие недели?
— Когда я ездил, была осень… А теперь — зима. Я давно не ездил по родной земле так, чтобы не приходилось ни от кого скрываться… Вернусь вечером.