По ту сторону тьмы
Шрифт:
— Живу. Временно. А вы?
— А я гулял по берегу рядом с библиотекой, когда почувствовал ведьморожденного. Решил проверить, кто есть поблизости. И столкнулся с вами.
— Вот значит как, — негромко ответила Лада и замолчала.
Риваан задумался, озадаченно глядя на неё. Что-то было не так. Неправильным, нелогичным. Нелепым, как грязь на белоснежном листе. Обычно двоедушники, когда чувствуют, что на разум давят со стороны, начинают сопротивляться. Приходится прилагать усилия для удержания. Иногда тратиться столько сил, что некоторые ведьмоловы теряют сознание.
Но Лада этого не делала. Да, испугавшись, Душа сплела защитный кокон. Но сейчас она не защищалась, позволив чужой воле управлять с собой. Врождённый инстинкт самосохранения и защиты не работал. Если так, Тихон оказался прав — на улице двоедушница погибнет. Это всё равно, что кошке остаться без когтей и зубов. Любая чахлая собака разорвёт её на части. Удивительно, как она дожила до таких лет, не имея способностей к защите самой себя.
— Я так подумал, — неожиданно сказал Риваан, — вы работу искали… Пойдёте ко мне в помощницы?
— К вам? В помощницы? Да вы меня утром чуть не убили!
— Но не убил же.
— Спасибо, — едко отозвалась двоедушница. — Позвольте узнать, что я буду делать? Как ваша помощница?
— Ну как что? — пожал плечами ведьмолов и принялся загибать пальцы. — Лазить по злачным местам столицы. Отправлять в разведку Душу. С артефактами выискивать мельчайшие улики в помойных ямах… Чем там ещё занимаются законники? Ах да! Вести бумажные дела.
Ладамира ошеломлённо уставилась на него, будто ведьмолов ляпнул несусветную чушь. «Шикарный план!»— тихо присвистнула Душа. От истерики не осталось и следа, и теперь Мира слушала Риваана с подозрительным вниманием. Помолчав, она обратилась к Ладе: — «Не, я, конечно, всё понимаю… Нет! Я ни хрена не понимаю!!!»
— Вы слишком образованы, чтобы работать обычной посудомойщицей, — ровно произнёс ведьмолов, стараясь не обращать внимания на возмущения Души. — У вас пытливый ум. Никто не знает о моей… маленькой тайне. Так что предлагаю по-хорошему идти ко мне на службу.
«Лада, очнись! Лада, приди в себя!!!» — заверещал тоненький голосок так, что ведьмолов снова сморщился: — «Он убьёт нас по-настоящему! Слышишь меня? УБЬЁТ!.. И никто ему слово не скажет, и нас никто оплакивать не станет… Он ещё тот безжалостный сукин сын!.. Урод! Вспомни статьи. Две тысячи ведьморожденных в Вальдане. И ведь это не всё…».
Риваан с раздражением подумал, что если бы ему давали по медяку каждый раз, когда его называли «сукиным сыном» или «уродом», то он мог стать самым богатым человеком Араканы.
— А что будет, если я откажусь? — прошелестела Лада.
Ведьмолов смерил её долгим пронзительным взглядом, не сулившим ничего хорошего, и леденяще улыбнулся:
— Боюсь, Лада, у вас нет выбора.
Глава 5. Разговор в столовой
Оранжевые пятна пробивались сквозь благостную тёплую темноту, которая продолжала нежно качать в своих объятиях. Не хотелось просыпаться, но свет становился всё более назойливым, и я нехотя приоткрыла веко. Сквозь резную зелень клёнов проскальзывал солнечный лучик, навязчивый, как муха, бьющаяся об оконное стекло. С улицы доносилось сердитое воробьиное чириканье, а сквозь распахнутые настежь окна струился сладковатый цветочный аромат. На подоконник уселась здоровенная ворона. Она по-хозяйски прошлась по нему, смерила меня угольно-чёрным глазом и каркнула во всё воронье горло.
От неожиданности я свалилась с кровати. Перед глазами закружился белоснежный резной потолок, и я какое-то время пыталась сообразить, где нахожусь. Довольная птица распахнула огромные чёрные крылья и слетела с подоконника. «Чёрт бы побрал всех ворон», — сонно проворчала Мира. — «Лада, где мы?»
Хороший вопрос. Я захлопала глазами, прогоняя остатки сна. Дорогая светло-золотистая мебель с резными узорами, пушистые ковры и огромное зеркало в тяжёлой раме. Белоснежный камин с мраморной полкой, на которой стояли милые статуэтки и внушительного размера бронзовые часы. Тюль цвета слоновой кости и тяжеловесные золотые портьеры. Казалось, пространство дышало светом и роскошью, но без излишеств. Похоже, что человек, которому принадлежала эта комната, любит окружать себя дорогими и красивыми вещами, при этом не скатываясь в безвкусное собирательство.
Я вздохнула и выглянула в окно. Аккуратно подстриженные туи и клёны, ярко-жёлтый барбарис и кусты алых роз и агавы, между которыми вились серые кирпичные дорожки. Такой сад можно было увидеть в «Садовых хитростях» в разделе «Образцовые участки». Подобные журналы покупала бабушка, пытаясь довести скромный участок в ранг образцовых.
В груди недовольно забилась Душа.
— Мира, подожди, — я села на кровать, почесала лоб и бессмысленно уставилась в стену. Тело казалось тяжёлым, непослушным, хотелось завернуться в покрывало и заснуть. — Я пытаюсь собраться с мыслями… Помню, что ночью мы находились в библиотеке. Ты меня разбудила с невообразимой идеей…
«Это и я помню, — фыркнула Душа. — Я сказала, что нашла про Наагшура».
— Именно, — я зевнула и потянулась. Мышцы сладко заныли. — А потом… появился сам Наагшур…
Сонливость исчезла, и воспоминания завертелись мрачным калейдоскопом: вот я читаю «Малефикас». Вот из темноты зала выплывает жутковатая фигура Риваана: заострённые черты лица покрыты щитками змеиной чешуи, золотые глаза с чёрными щёлочками зрачков и мелькнувший в свете раздвоенный язык — ни дать ни взять змея, готовая атаковать. А дальше реальность превратилась в кашу.
— Мира, мы… у Наагшура, — слова застряли в горле, а в животе неприятно свело от страха.
Однако Душа промолчала.
— Мира?
«Я тебя услышала ещё с первого раза», — медленно отозвалась она и стукнулась о рёбра. — «Как думаешь, прежде чем спустить с нас шкуру, нас здесь покормят?»
— Ты сейчас серьёзно? Мы находимся дома у ведьмолова, а тебя интересует покормят нас или нет?
«А что не так? Сколько мы нормально не ели? Дня три? Четыре?»
— Почти неделю.
«Вот то-то и оно! Одевайся и пойдём искать столовую. Не могу соображать на голодный желудок».
Я закатила глаза и выдохнула. Кажется, ночью Душа истратила весь свой запас истерики, и теперь рассуждала с присущим ей цинизмом.
Вопреки ожиданиям в доме стояла непривычная тишина. Ни слуг, снующих туда-сюда по коридорам, ни горничных, усердно наводящих порядок в доме и следящих, чтобы ни одна пылинка не села на предметы дорогого интерьера. Однако в доме царила такая чистота, какой не бывает даже в музеях.
Комната, где я проснулась, находилась на втором этаже. Я неслышно скользнула в коридор и направилась туда, где по нашим с Мирой соображениям могла находиться столовая. Однако не успела я взяться за ручку, как дверь сама распахнулась.