По ту сторону зимы
Шрифт:
Лусия и Карлос увиделись полтора года спустя, когда подписывали свидетельство о разводе, — с недавнего времени развод в Чили узаконили. Прошло еще слишком мало времени, чтобы Лусия чувствовала себя окончательно выздоровевшей, но силы уже восстановились, а грудь приобрела форму. Волосы отрастали седыми, она решила сделать несколько взлохмаченную короткую стрижку и оставить естественный цвет, кроме нескольких прядей, которые Даниэла ей выкрасила перед отъездом в Майами в вызывающие цвета. Увидев ее в день развода, похудевшую на десять килограммов, с девичьей грудью под декольтированной блузкой и с фосфоресцирующей прической, Карлос резко вскинул голову. Лусия нашла, что он выглядит прекрасно, как никогда, и в ней даже вспыхнула искра сожаления о потерянной любви, которая, впрочем, тут же погасла. У нее действительно не было к нему никаких чувств, кроме благодарности за ребенка,
Хулиан появился в ее жизни в начале 2015 года, когда Лусия уже смирилась с многолетним отсутствием любовных приключений, полагая, что ее романтические фантазии уничтожила химиотерапия. Хулиан показал ей, что любопытство и физическое желание суть природные ресурсы, обновляющиеся естественным путем. Если бы Лена, ее мать, была жива, она предупредила бы Лусию о том, как смешна женщина ее возраста с такими претензиями, и, возможно, была бы права, потому что с каждым днем возможности встретить любовь уменьшались, а насмешить людей неуклонно росли; оказалось, однако, что ее правота не абсолютна, потому что Хулиан с его любовью появился, когда она меньше всего этого ждала. И хотя это увлечение закончилось так же быстро, как началось, Лусия поняла, что в ней все еще тлеет искра, способная разгореться. И не надо ни о чем сожалеть. Что прожито, то прожито хорошо и в радости.
Первое, на что она обратила внимание, была внешность Хулиана; его нельзя было назвать некрасивым, однако, на ее взгляд, он был не слишком привлекательный. Все, в кого она влюблялась, особенно муж, были красавцами, не потому, что она таких выбирала, просто так получалось само собой. Хулиан был лучшим доказательством отсутствия у нее предубеждения против некрасивых мужчин, как прокомментировала Даниэла. На первый взгляд это был чилиец, каких много, невысокого роста, с простецким лицом, одетый в бесформенные вельветовые брюки и дедушкины жилетки, словно с чужого плеча. У него был оливково-смуглый цвет лица, как у его предков из Южной Испании, седые волосы, борода такого же цвета и изнеженные руки, никогда не знавшие физического труда. Но за внешностью неудачника скрывался человек выдающегося ума и страстный любовник.
Достаточно было первого поцелуя и того, что за ним последовало той ночью, чтобы Лусия подчинилась затеям юности, щедро вознагражденная Хулианом. По крайней мере, на какое-то время. Первые месяцы Лусия черпала обеими руками то, чего ей не хватало в браке; любовник дал ей почувствовать, что она любима и желанна, с ним она вернулась в бьющую через край молодость. В начале отношений Хулиан тоже казался ей чувствительным и склонным к шумному веселью, однако очень скоро эмоциональная зависимость напугала его. Он стал забывать о свиданиях, опаздывал или в последнюю минуту звонил с извинениями. Выпивал лишний стакан вина и засыпал посреди фразы или в перерыве между ласками. Он жаловался, что ему не хватает времени на чтение и что его социальная жизнь сошла на нет, так как он, к сожалению, все внимание переключил на Лусию. Он по-прежнему был внимательным любовником, который в первую очередь заботится о том, чтобы дать наслаждение, а не получить его, но Лусия заметила, что его одолевают сомнения, есть ли между ними любовь и надо ли продолжать подобные отношения. К тому времени Лусия научилась распознавать разочарование в любви, едва в поле зрения появлялся его безобразный, как у горгульи, лик, и уже не ждала терпеливо, что ситуация может измениться, как делала это в течение двадцати лет брака. У нее было больше опыта и меньше времени, чем тогда. Она отдавала себе отчет в том, что лучше самой предложить расстаться, пока этого не сделал Хулиан, хотя ей будет не хватать его чувства юмора, игры словами, радостного и усталого пробуждения рядом с ним, зная, что достаточно одного слова, произнесенного шепотом, или случайной ласки, чтобы снова начались объятия. Это был разрыв без драмы, и они остались друзьями.
— Я решила дать подышать свободно моему разбитому сердцу, — сказала она Даниэле по телефону шутливым, как она хотела, тоном, но вышло у нее жалобно.
— Какая пошлость, мама. Сердце не разбивается, как яйцо. А если бы оно было как яйцо, не лучше ли разбить его, чтобы чувства пролились? Это цена за все хорошее, что
Через год, в Бруклине, на Лусию время от времени снова нападала тоска по Хулиану, но это был лишь легкий укол, который не мешал ей жить.
Может ли быть у нее новая любовь? Конечно, не в Соединенных Штатах, думала она, поскольку она не принадлежит к тому типу женщин, которые нравятся североамериканским мужчинам, и лучшее подтверждение тому безразличие Ричарда Боумастера. Она не представляла себе любовные отношения без проявлений юмора, но непереводимая чилийская ирония была для мужчин севера оскорбительно откровенна. А на английском IQ у нее был на уровне шимпанзе, как она признавалась Даниэле. Она только с Марсело смеялась от души, над его короткими лапами и мордой лемура; этот зверь мог позволить себе роскошь отличаться нарциссизмом и беспрестанно ворчать, ни дать ни взять старый муж.
От переживаний, вызванных разрывом с Хулианом, у нее начался бурсит тазобедренного сустава [49] . Она несколько месяцев поглощала анальгетики и ходила переваливаясь, как утка, но идти к врачу отказывалась, будучи уверенной в том, что болезнь пройдет, как только утихнет досада. Так и случилось. В аэропорт Нью-Йорка она прибыла прихрамывая. Ричард Боумастер ожидал увидеть свою коллегу активной и оживленной, какой он когда-то ее знал, а встретил незнакомку в ортопедической обуви и с палочкой, да еще издававшую скрип несмазанной дверной петли, когда она поднималась со стула. Однако уже через несколько недель она ходила без палки и в модной обуви. Откуда ему было знать, что чудо свершилось благодаря короткому возвращению Хулиана в ее жизнь.
49
Воспаление околосуставной сумки.
В октябре, через месяц после того, как Лусия устроилась в подвале, Хулиан прилетел в Нью-Йорк на конференцию, и они вместе провели чудесный день. Позавтракали во французской кондитерской, погуляли в Центральном парке, причем медленно, потому что она подволакивала ноги, и пошли рука об руку на дневной мюзикл на Бродвее; потом поужинали в маленьком итальянском ресторанчике с бутылкой лучшего кьянти, провозгласив тост за дружбу. Им было так хорошо вместе, как в первый день знакомства, они легко перешли на родной язык и перебрасывались аллюзиями с двойным смыслом, которые только они двое и могли понять. Хулиан попросил прощения за то, что заставил ее страдать, но она ответила совершенно искренне, что уже едва помнит об этом. В то утро, когда они сидели каждый перед кружкой кофе с молоком, которым запивали свежие булочки, Хулиан вызвал у нее доброжелательную приязнь, ей захотелось вдохнуть запах его волос, поправить ему ворот пиджака и посоветовать купить брюки по размеру. Но и только. Вечером в итальянском ресторанчике она оставила свою палку под стулом.
РИЧАРД И ЛУСИЯ
В пять часов вечера, когда Лусия и Ричард, усталые, грязные и мокрые от снега, столкнув машину в озеро, добрались до хижины, где их ждала Эвелин, все уже было окутано ранней зимней темнотой с проблесками лунного света. Возвращение заняло больше времени, чем планировалось, поскольку «субару» буксовала, а в конце пути въехала в сугроб. Им снова пришлось откапывать лопатой колеса, потом они подложили сосновые ветви и с трудом выехали на твердую землю. Ричард сдал назад, и со второй попытки машина с прерывистым тарахтением сдвинулась с места, шины сцепились с ветками, и автомобиль наконец выехал на дорогу.
На тот момент ночь уже наступила, следов на тропе было не видно, и они пробирались наугад. Пару раз заворачивали не туда, но, к счастью для них, Эвелин не послушалась наставлений и засветила у входа керосиновую лампу, неверный свет которой указал им дорогу на последнем отрезке пути.
Хижина показалась уютной, словно родное гнездо, после такого приключения, хотя обогреватели не могли намного уменьшить холод, проникавший через щели в старых досках. Ричард знал: то, что это примитивное жилище находится в таком плачевном состоянии, на его совести; за два года, что оно простояло закрытым, запустение было такое, будто прошло сто лет. Он пообещал себе наведываться сюда каждый сезон, проветривать дом или что-то подремонтировать, если надо, чтобы Орасио не смог упрекнуть его в небрежном отношении, когда вернется. Небрежность. Это слово имело над ним особую власть, оно заставляло его содрогнуться.