По велению сердца
Шрифт:
– Да что с тобой происходит, Хоуп? — участливо произнес он и присел рядом. — Раньше сама хотела ребенка, дождаться не могла, когда мы поженимся. — Она едва сдержалась, чтобы не сказать, что раньше она не знала того, что знает о нем теперь.
– Мне просто нужно время. Я пять месяцев назад потеряла ребенка. И еще я не хочу снова выходить замуж, когда умирает мой бывший муж.
– Это слабые отмазки, придумай что нибудь получше.
Хоуп взглянула на улыбающегося Финна и поняла, что не может больше молчать.
– Понимаешь, Финн, мне кажется, что ты со мной неискренен. В Нью-Йорке до меня дошли кое какие слухи. Мне сказали, твое издательство подает на тебя
– А разве ты, Хоуп, все мне рассказываешь о своих делах? — выкрикнул Финн, всем своим видом изображая оскорбленную невинность.
– Вообще то да. Я рассказываю тебе обо всем, что происходит в моей жизни.
– Это потому, что музеи тебя выставляют, а галереи выстраиваются в очередь на твои выставки. Президенты жаждут, чтобы ты делала их портреты, и нет такого журнала, который не хотел бы купить твои фотографии. Тебе легко об этом рассказывать. Я же впервые выбился из графика, не сдал вовремя две вонючие книжонки — и эти сволочи уже подают иск аж на три миллиона долларов! Да я до смерти перепуган, а ты, черт возьми, хочешь, чтобы я тебе все рассказал. А ты станешь меня жалеть и утешать, да? Или еще того хуже — бросишь меня, потому что я банкрот?
– Так вот ты какого обо мне мнения? — возмутилась Хоуп. — Из-за этого я никогда бы не бросила тебя. Но у меня есть право знать, как твои дела, особенно когда у тебя серьезные проблемы. Ненавижу, когда ты мне врешь! Тебе не нужно приукрашивать действительность и не нужно ничего придумывать. Мне от тебя нужна только правда. Всегда.
– Ну, конечно, правда! Чтобы тыкать мне в нос и повторять, какая ты успешная и какую кучу денег тебе отвалил бывший муж? Что ж, очень за тебя рад, но не собираюсь унижаться, не хочу, чтобы ты самоутверждалась за мой счет! — Финн говорил так, словно Хоуп была ему враг. И главное — у него всегда находилось оправдание для лжи.
– Мне и в голову такое не приходило, — с обидой возразила Хоуп. — Я только хочу, чтобы мы были друг с другом честны. Мне нужно знать, что я могу тебе верить! — Она ничего не сказала о том, что ей все известно и о его семье, и о детстве, но сначала надо было получить всю информацию. Если выяснять отношения с Финном по каждому случаю его обмана, от их любви ничего не останется. Хоуп еще не была к этому готова. Но знать то, что она знала, и продолжать молчать было нелегко.
– Какая разница? И я не соврал тебе про иск, я только умолчал.
– Но ты сказал, что подписал новый контракт, а этого не было! И еще ты сказал, что, пока я была в Нью-Йорке, ты написал сто страниц, но я же видела — хорошо, если десять или двенадцать. Не ври мне, Финн! Я этого не терплю. Я люблю тебя таким, каков ты есть, даже если ты никогда больше не заключишь ни одного контракта и не напишешь ни одной строчки. Только не надо говорить мне то, чего нет. Я начинаю думать, что и все остальное в твоей жизни — тоже ложь. — Она была с ним честна — насколько можно было быть честной, скрывая до поры, что по ее просьбе проводилось частное расследование. Она еще не была готова идти до конца.
– Например? — вскинулся он, глядя на нее в упор.
– Не знаю. Это ты мне скажи! Ты, по моему, очень изобретателен. — Он и о сыне ей наврал. И о доме, когда сказал,
– Как прикажешь все это понимать?
– Только так, что я хочу быть уверена, что выхожу замуж за честного, порядочного человека.
– Я честный человек! — с вызовом воскликнул Финн. — Кто же я, по твоему, — лжец? — Он сам провоцировал ее, но Хоуп держалась до последнего, ей не хотелось окончательно разрушать отношения.
– Я не знаю, кто ты на самом деле. Ты только не лги мне, Финн! Это единственное, о чем я прошу. Я хочу тебе доверять, я не хочу всякий раз гадать, правду ты говоришь или нет.
– Может, эта правда — не твое собачье дело! — рявкнул он и бросился вон, а в следующий миг хлопнула входная дверь и Хоуп увидела, как Финн сбежал с крыльца, сел в машину и уехал. Да, начать с чистого листа уже не получится — и это еще мягко сказано. Но она обязана была высказаться. Невозможно больше притворяться, что веришь каждому слову, ведь теперь она знает, что все — ложь. Хоуп, пытаясь успокоиться, вышла в сад и неожиданно вспомнила слова Марка. Не надо было припирать Финна к стенке! Это только спровоцирует его резкую реакцию — она сейчас это уже видела. А ведь она хотела всего лишь честного разговора, ей не нужно было его покаяние, не нужны его извинения. Вместо этого — опять увертки, демонстрация уязвленной гордости… Хоуп еще верила, что все можно вернуть, и ждала, что Финн и сам этого хочет. Одной ей было не справиться, все дело было в нем.
Хоуп с тяжелым сердцем поднялась по ступенькам, и одновременно с ней к дому подкатил Финн. Он с виноватым видом вышел из машины, приблизился к Хоуп, взял ее за плечи и развернул к себе лицом.
– Хоуп, прости меня. Я идиот! Просто иногда я ужасно стыжусь, что не могу сделать что то так, как хотелось бы. Мне хочется, чтобы все было по высшему разряду, но так не всегда выходит, и тогда приходится делать вид, что все в порядке. Мне так хочется, чтобы все было хорошо, что я начинаю приукрашивать. — Его признание ее тронуло, доля истины в его словах была. Но как объяснить его вранье про семью, детство и юность? Финн прижал ее к себе и поцеловал. В его глазах стояли слезы, отчего Хоуп совсем растрогалась. Он отдал себя в ее руки и признал, что был не прав.
– Я люблю тебя, Финн, — произнесла она тихо, и они, рука в руке, вошли в дом. — И тебе ничего и никогда не нужно приукрашивать. Я люблю тебя таким, какой ты есть, я ведь полюбила не успешного писателя О’Нила, а тебя — Финна. И мне неважно, каково твое финансовое положение — твои доходы меня не интересуют. Что ты надумал делать с иском?
– Закончить и сдать книги, если получится. Последняя идет очень туго, застрял на несколько месяцев. Мой агент пока пытается тянуть время. Мне только что дали отсрочку на три месяца, но без нового контракта мне труба. Я на мели, ни гроша в кармане! Слава богу, ты выкупила дом. Если бы пришлось платить ренту — вообще зубы на полку. И дом моих предков оказался бы в руках чужих людей. — Финн снова лгал, но с этой ложью она еще могла примириться. Раз ему так важно выглядеть в ее глазах человеком благородного происхождения — пускай, она готова позволить ему сохранить лицо. Он стыдится своего нищего детства. По сравнению с ее безоблачным детством, проведенным в Нью-Гэмпшире, у него был сущий кошмар. Только бы он не обманывал ее в сегодняшней жизни. Конечно, Хоуп догадывалась о его финансовых затруднениях, когда выяснила, что Финн не вносит даже символической платы за аренду. Она понимала: если бы он мог, то платил бы. Получалось, что все его обманы — из чувства стыда и неловкости? Ах, как ей хотелось в это верить!