По водным просторам
Шрифт:
Особенно свирепствует он в низовьях рек. Но уже в среднем течении ерша мало. Это понятно: в низовьях много "заходного"
белозерского ерша, а подниматься по реке выше ему мешают плотины. И удильщики перебираются повыше по реке, подальше от ершей.
В разгаре лета начинают удить судаков на ерша. Перед закатом солнца ловят несколько ершей, отрезают им головки, вырывают колючие "перья", сдирают кожу.
Ерш становится белым, похожим на снетка - любимую пишу белозерских судаков. Ставят пять-шесть донных удочек с ершовой насадкой, и почти на каждой из них бывает в течение белой ночи поклевка.
Особенно добычливо уженье у запаней. Объясняется это в немалой степени тем, что из сплавного леса выпадает в воду много червей, личинок различных насекомых - вредителей леса.
Здесь и спиннингист поохотится вволю. Его добычей будут и щуки, и судаки, и крупные окуни, а при удаче и четырехкилограммовые жирные сиги. Однако настроение спиннингисту портят бесчисленные топляки, которыми густо засорена река.
И все-таки многие удильщики предпочитают добычливым запаням реку повыше, в лесу, где так тихо и безлюдно. В зеленых лесных стенах течет темноводная Шола. Здесь, в омутах, царство лещей, язей и голавлей. Любители нахлыстового лова могут испробовать свои силы и по хариусу, чудесной рыбе речных перекатов северных рек.
Хариуса ловят на Шоле только на кузнечика, "скачка". Хорошо берет хариус на Святом пороге, среди огромных валунов, в кипящей струе.
На кузнечика берет и голавль, но чаще удят голавлей ночью, на лягушонка. Признаюсь в своей слабости - ни разу не прибегал к такой наживке: очень жалко мне удивительно симпатичных лягушат, не хочется мучать их. Берет же голавль на хлеб.
Особенно хитрым, воистину спортивным ловом я считаю уженье крупных ельцов. Трудность состоит в том, что елец берет очень решительно, рывком. Надо быть особо внимательным, чтобы в какую-то долю секунды уловить поклевку и подсечь ельца.
Впервые на среднем течении Шолы мне пришлось побывать в июле. Почти восемь километров шли мы лесными тропами.
Река шумела в камнях где-то внизу под крутыми берегами, густо поросшими ольхой, ивой, шиповником. На ее перекатах завидная добыча - хариусы, но для их лова время еще не пришло. Нам надо было добраться до Святого порога, до лугов за ним. И вот мы на месте. Как между зеленых стен, идет здесь река среди леса, и только узкие полоски прибрежных лугов отделяют ее от еловых чащ, от сосновых боров. До селений далеко, глушь, тишина.
Я выбираю омуток под ивами. Темная вода медленно кружится в нем. Покачиваются у берегов листья кувшинок. В вечернем воздухе все время слышен слабый треск: тысячи крупных стрекоз пляшут над водой, садятся на листья кувшинок, на поплавки.
Солнце уже за лесом, но вершины елей еще в закатном огне.
И вот начинается лещовый хоровод. То и дело слышишь характерный гулкий всплеск и видишь над темной водой тяжело всплеснувшую золотую рыбу.
Так продолжается с полчаса. И вдруг все замирает. Лещ отыгрался и пошел на дно. Теперь жди клева.
Отошли весенние птичьи песни, отгнездовалась птица. Только скрипят и скрнпят в ивовых зарослях дергачи.
Все нахальнее и нахальнее становятся комары. Впрочем, какому удильщику нс. приходится страдать от них? Но и о комарах забываешь, как только поплавок косо поехал... не от берега, а к берегу.
Трехкилограммовый лещ тяжело ворочается в моем сачке...
Добываю еще одного, поменьше. Вот уже почти не видно поплавков ни воде, но я все слежу за ними.
У самого моего лица метнулся козодой. В лесу заверещал зайчонок: попался не то лисе на зубы, не то сове в когти.
Совсем темно. Пора бросать уженье, но сидишь и сидишь с одной мыслью: а вдруг...
За кустами вспыхивает пламя костра. Понимаю, что пора н честь знать, надо. отдохнуть до утренней зари.
У костра начинаем самый приятный для удильщиков разговор - каждому есть о чем рассказать, каждому хочется в своем рассказе еще раз пережить сегодняшний вечер, свою удачу, свои переживания, когда дугой согнута вершина удилища, звенит туго натянутая леса, а на ее конце тяжело ворочается золотистый лещ.
Все возбуждены. Спать не стоит: летняя ночь коротка и ждешь, чтобы скорее пришла утренняя заря с ее новыми рыбацкими радостями.
А утром, сидя над удочками, опять не шевельнешься, разве изредка сгонишь с лица комара. Плывут над рекой клочья тумана, где-то заботливо крякает утка. Вот пролетела над рекой тетерка, а за ней стрелой промчался ястреб, но промахнулся разбойник - тетерка уже в кустах.
На березе надо мной слышу сердитый цокот белки. Поднимаю глаза. Сидит она, пьтшнохвостая,^ на сучке и вовсю бранит меня:
пришел какой-то, уселся у рркн, мешает зверьку спуститься к воде, напиться!
А когда взглядываю на удочки, забываю и тетерку, н белку.
Поплавка на правой удочке не видно. Подсекаю-тяжело!
И опять ворочается лещ на крючке. Опять острые секунды тревоги, сомнений, опять шепчешь сам себе:
– Осторожнее, не торопись, осторожнее! Где подсачек?.. Ага, мой!
Ковжа глубоководна, течение ее спокойно. Здесь особенно увлекаются уженьем с восьмиметровой глубины лещей и судаков.
Удят на донку. Проволочные катушки нашим удильщикам почти неизвестны. Снасть состоит из короткого уднльннка и длинной лесы. При поклевке после подсечки вытягивают се, перебирая лесу руками. При таком вываживании сходы рыбы очень часты.
Судака удят вечерами и ночами на мелкую белую рыбку плотицу, уклейку или опять-таки на ободранного ерша.
Под осень по омутам усиливается клев леща, щуки. И поэтому наиболее заядлые, терпеливые рыбаки удят до середины октября, а если осень теплая, то и дальше.