По волчьему следу
Шрифт:
– Зима!
– Против?
– Нет, но это как-то…
– Неожиданно?
А хромать почти перестал. И выглядит куда как получше, разве что седины в волосах добавилось. Или это мне кажется просто?
– И неожиданно тоже… не подумай, что я против, напротив, я не против…
– Ты заговариваешься.
– Просто… что скажут в обществе?
– А не плевать?
Он задумался.
– Но твоя репутация…
– Бекшеев, и так весь отдел уверен, что ты мой любовник. И не только отдел. А это обидно,
– Нет, - ответ был резким и жестким. – Ты выйдешь за меня замуж.
– Почему это не кажется вопросом?
– Потому что это утверждение.
– Вообще-то ты развелся недавно.
– А ты давно. Так что мы оба свободны.
– Бекшеев…
– Я не могу тебя… дискредитировать в глазах общества.
– Да плевала я на это общество. Оно на меня, что характерно, тоже. И опыт показывает, что стану я твоей женой, не стану, меня там не примут. И хорошо… нечего мне там делать. Княгиня из меня фиговая вышла, уже пробовали. Так что… смысл?
Отвечать он ничего не стал.
Задумался?
И сдается мне, что от мысли своей идиотской не откажется. Упертый же ж… но переехать перееду. А там… чего бежать впереди телеги.
– Вообще-то мужчина должен сделать первый шаг.
– Бекшеев, вот честно… пока ты со своими княжескими заморочками дойдешь сделать первый шаг, нас пришибут. Или тебя. Или меня. Или обоих… жизнь коротка, а весна и того короче.
– Значит, переедешь?
– Ага.
– Слово дала… это хорошо.
Конечно.
Слово я держу. И Бекшеев это уже понял.
Анне выделили отдельную палату.
И охрану.
Я передала Бекшеева в цепкие руки Валерии Ефимовны, а сама вот к Анне заглянула. Она сидела на полу, раскладывая фантики. Перед ней высилась горка конфет. Анна раскручивала конфету, вытряхивала её на блюдце, а фантик, разгладив ладошкой, клала на пол.
Рядом лежала пара волкособов.
Правда, смотрели они не на Анну, но на Новинского, который устроился в углу. На табуреточке. Стоило ему шевельнуться, и волкособы начинали скалиться.
Беззвучно, но вполне выразительно.
– Доброго дня, - сказала я. Звери поднялись. – Лежать… вы тут что делаете?
– Посадили… присматривать. Есть сомнения… вероятность… - Новинский смахнул платком пот со лба. – Что девушка… может причинить себе вред.
Анна мурлыкала песню.
И остановилась.
Посмотрела на меня. Улыбнулась, прижав палец к губам. А я… я поняла.
– Не причинит, - говорю. – Идите. Пока я с ней побуду.
– Может, вы собачек себе заберете? А то…
Не нравился он им.
– Хорошие, - Анна обняла ближайшую и притянула к себе. Зверь быстро клыки убрал и, заскулив, попытался облизать её. – Хор-р-рошие…
– Во-первых,
– Правда, - эхом отозвалась Анна.
Новинский явно маялся. С одной стороны, приказ начальства был однозначен, как подозреваю, с другой… вот устал он быть здесь.
– Уходите, - попросила я тихо. – С ней ничего не станется. Нам… поговорить надо.
В глазах её появилась знакомая белизна, пока в самых уголках. И наверняка, целители решат, что это болезнь. Волосы… отрастают. То ли седые, то ли белые, вобравшие туман с поляны. И кожа посветлела. Еще немного, тоже сделается белой-белой.
– Спасибо, - говорю той, что не смотрит, нет, но есть где-то там, за Анной. – Что… отпустила. Меня… их тоже… Тихоню, Бекшеева… Софью…
Она чуть склоняет голову.
И улыбается.
Понимает? Нет?
Второй пес подползает ближе.
– Хорошие, - говорит Анна, обнимая за шею. – У него еще были…
– Надо поехать и забрать.
– Не отпустят же.
– Я постараюсь договориться. Ты… помнишь?
Кивок.
Вздох.
– Твоя бабушка была из… её жриц, да?
О таком не стоит спрашивать.
– Давно-давно… мама не разрешала… а я как-то встретила её в городе. На ярмарке… и сразу узнала. Вот… как будто здесь, - Анна накрыла ладошкой грудь. – Что-то загорелось. И она меня узнала. И потом поехала к маме. Они говорили. Долго. Мама не хотела, но потом вдруг согласилась… в гости… в деревню. Сестер тоже привела, но бабушка… она сказала, что обычные, что я старшая, мне дар и достался.
Пальцы Анны перебирают жесткую собачью шерсть.
– У мамы был, знаю. Но мама от него отказалась. Никогда со мной не говорила. Я спрашивать начала, а она… сказала, что не хочет и не будет. Что я могу вовсе к бабушке переселиться. Но отец не позволил бы… Я не помню, сколько мне было, когда она привела меня на ту поляну… помню, что мне показалось, будто я… дома? Не знаю. В таком месте, где хорошо и спокойно. И бабушка сказала, что отдаст это место мне. Что должна была матери, но та ушла. Не захотела… со смертью. Почему люди бояться смерти?
– Потому что многим нравится жизнь.
Банальный ответ, но другого у меня нет.
– Она… рассказывала… немного…
– Я знаю еще меньше, - успокоила я Анну.
– Наш род всегда служил ей, но… люди… они боятся… думают, что мы приваживаем смерть к дому, к порогу… что… неправда это. Мы можем забрать жизнь, когда приходит час. Или раньше, чтобы избавить человека от мучений. И то, если дозволено, если… иногда муки, они за дело.
Я вспомнила Генриха и согласилась, что вот в данном конкретном случае точно за дело. А еще вспомнила старую кружку, из которой старуха пила воду, и что сожгли эту кружку в костре за деревней.