По волчьему следу
Шрифт:
Глава 54 Зарез
Глава 54 Зарез
«Охота на волка является сложной еще потому, что зверь этот умен и вынослив, повадку имеет непростую, также силен, свиреп и способен, даже раненый, порвать охотника. Не единожды доводилось слышать мне истории о том, как матерые волки, жертвуя собой, нападают на загонщиков, чтобы дать дорогу и шанс на спасение волчицам и молодняку. В этом многим особам экзальтированным видится верный признак душевного благородства…»
«Заметки
И вот Васька сидел.
Двое конвойных убрались за дверь, пусть и неохотно. Ушел и адъютант. А Васька остался. И Бекшеев.
И еще кабинет, знакомый до боли.
Самовар вон.
Шкафы.
И поднос, прикрытый рушником. Бумаги частью уже вынесли, отчего создавалось ощущение некоторой разрухи.
Васька смотрел исподлобья.
Зло так.
Обиженно. И губы кусал, чтобы не расплакаться. А потом, словно спохватившись, хмурился, тянулся, стараясь показаться выше, и горделиво запрокидывал голову. Брови сходились над переносицей, и во взгляде появлялось то же, совершенно детское, упрямство, которое сродни обиде.
И вот как быть?
– Будешь молчать? – поинтересовался Бекшеев, потирая ногу. Опять разнылась. Но хоть голова ясная, то ли какао помогло, то ли просто отдохнуть получилось.
– А чего говорить-то? Небось, умный, сам все… а я, выходит, дурак.
И оскалился во все зубы. Хорошие зубы. Белые. Клыки крупные, крупнее обычных человеческих.
– Он тебя менять начал? Давно? – поинтересовался Бекшеев. Васька дернул плечом и засопел. – Начал ведь… опыты ставил?
– Обряды! У его рода свои обряды! Тайные! – все же молчать Васька не умел.
И желание похвастать причастностью к этой вот, чужой тайне, распирало его.
– Он меня в род принял! И теперь я тоже… Гертвиг!
– Знаешь, что за они?
– А то! Генрих рассказывал! Древний род! Древнее императорского.
– Ну это вряд ли, - и толику недоверия в голос, каплю снисходительной насмешки, которая задевает Ваську до глубины души. И проламывает-таки тонкую корку отчуждения. И готовности молчать.
Все же он ребенок.
И чудовище.
И кто сказал, что у чудовищ не бывает детства?
– Древнее! Я учил! Они идут от Рёвдинга-конунга, который умел перекидываться в волка! А еще отправился за край мира! И одолел великана Огаха! Вырвал у него сердце, расколол череп и съел мозги, и тогда обрел небывалую силу! Он умел повелевать людьми и зверями…
– Легенда!
– Ага! А Генриха волки знаешь, как слушались? Думаешь, он просто охотился? Как бы не так… они ему сами зверье таскали! Еще тогда! Оленей там, косуль…
– Людей?
– Ну… это если только надо было. Партизаны там или еще какая погань…
– Погань?!
– А то… имперцы же, когда война началась, все сбежали! Трусы! А нас бросили! Людей бросили! А когда люди начали жить по новому
– А ты не чернь?!
– Я?! – столько возмущения. И дверь приоткрывается, в нее заглядывает адъютант, но поймав раздраженный взгляд Бекшеева – не хватало, чтобы тонкая нить диалога разорвалась – спешно уходит. Васька же, надувшись, сопит.
– Ты другой. По сути, - говорит Бекшеев примиряюще. – И он это увидел. Так?
– Да.
– А сестры твои?
– Они слабые, - Васька поморщился. – Вечно ныли, жаловались… и померли.
– Он их убил. Твой… наставник?
– У Рёвдинга-конунга не было своих сыновей, потому что сила Огаха в нем была так велика, что ни одна женщина не могла вынести её. И тогда он взял себе сына из числа достойных. И растил его. И воспитал. И вложил в руку меч. А потом, когда пришел час отправиться к богам, велел пронзить этим мечом свое сердце.
– Сына?
– Конунга! – возмутился Васька. – И сын сделал так. А потом съел это сердце, печень и мозг, как его учили. И обрел всю силу отца!
Вот и объяснение.
Хоть какое-то…
– Ты тоже собирался? Съесть?
Васька отводит взгляд.
– Так и повелось… они искали достойных. И принимали в род. А когда умирали, то отдавали силу. Умения. Только не каждый мог принять эту силу. И потому нужно было перемениться. Сперва. Это больно, но я старался…
– Ты его любил.
– Он отец. И наставник.
– У тебя другой был отец.
– Слабый… но Генрих отомстил за него, когда убил своего…
– Брата?
– Наставника, - поправил Васька.
– То есть, они не были родными? По крови?
– Были… вроде как. А может, и не были… - Васька пожал плечами. – Какая разница?
Действительно.
– Значит, он убил своего наставника и съел его мозг? И печень тоже?
– Так заведено.
– И заболел.
– Нет!
– Да. Видишь ли, моя матушка целитель. Известный весьма. Пусть сейчас она и не занимается практикой по… некоторым обстоятельствам, но за наукой следит. И изыскания кое-какие ведет. Так что… люди не едят людей.
Васька скривился и отвернулся к стене, всем видом своим показывая, что Бекшеев ничего-то в жизни не понимает.
– Дело в том, что… если есть людей, то можно заболеть. Болезнь не проявляется сразу. Лет через пять или десять начинаются боль в мышцах, судороги. Дрожь непроизвольная. Тики.
Быстрый взгляд и приподнятая губа.
А ведь иного в нем много. И как вышло так, что этого не замечали?
– Со временем болезнь развивается. Слабость…
Никогда не знаешь, какая информация пригодится в жизни. Матушка рассказывала про остров, на котором жили каннибалы. И о странной болезни, поражавшей взрослых жителей острова. И об изысканиях[1], которые подтвердили связь этой болезни с поеданием мозга умерших.