По воле короля
Шрифт:
Мужчина понуро опустил голову и тяжело вздохнул, когда девушка скрылась в своих покоях.
— Знаю, — ответил в пустоту.
От собственного голоса он вздрогнул и встрепенулся, оставляя меланхолию для другого времени. Сейчас необходимо было дать распоряжения насчёт сегодняшнего свадебного пира.
Король Вульфрик был категоричен в вопросе времени. Ему не терпелось взять в жены среднюю сестру Наурийскую. Мысли Аугусто перетекли в это русло, и он оживился, мысленно благодаря Единого, что его любимая дочь смогла привлечь внимание Завоевателя. А это давало для самого Аугусто хороший шанс жить, как прежде.
Что до Якоба, так он вполне может стать следующим регентом. Главное, чтобы сестрица замолвила об этом слово супругу. Ему ли не знать, что в королевских спальнях решаются многие важные политические вопросы. А то, что Вульфрик влюблен в Альгию, это только на руку. Нужно обязательно напомнить дочери про крепость семейных уз и заверить в любви и поддержке.
Бывший король взбодрился и приступил к решению организационных вопросов. В суете дел он вспомнил, что нужно проверить, как там старшая дочь. Но прежде, чем идти к ней, зашёл в королевскую сокровищницу, ключ от которой всё ещё оставался у него, несмотря на смену статуса. Пробыл он в ней недолго. Двое слуг, сопровождавших его, вынесли оттуда сундук с приданым принцессы Лиссандры. Оно было внушительным. К драгоценностям прибавилось ещё три сундука, на сбор которых Аугусто потратил три часа, шипя от недовольства на свояченицу, которая до сих пор не вернулась в замок, чтобы заняться сборами Лиссандры. Ведану он ожидал только к завтрашнему дню. Гертруду вмешивать в сборы справедливо побоялся.
Всё приданое вносили в тронный зал, где было принято праздновать. Слуги четко знали своё дело. Уже выставили столы буквой «п», занесли лавки и начали накрывать на стол. В честь праздника из закромов достали серебряную посуду, и Аугусто тут же вспомнил, что и для дочерей припасено по подобному комплекту, выполненному лучшим мастером Фландии, родины первой жены.
Аугусто вдруг резко остановился, словно ногами прирос к каменному полу. Это что же, с отъездом Лиссандры в другую страну у него ничего не останется от любимой женщины? Он не будет видеть её? Мужчину словно холодной водой окатило. Никому и никогда он не признавался, почему так упорно отталкивал свою старшую дочь от себя. Лиссандра была точной копией Амелии, только цвет волос не совпадал. Глядя на дочь, Аугусто видел умершую жену, и бесился от того, что не может прижать к себе свою любимую. Поэтому и отталкивал, выстроил стену, заставил ненавидеть. И каждый раз испытывал бурю не самых приятных эмоций. Вытравливал из своего сердца, жестоко поступая с принцессой. Порой это ему самому казалось безумием, но лучше так.
Что касалось самого брака Лиссандры с герцогом Гренстоном, то Аугусто считал его прекрасным политическим союзом. В своей дочери он не сомневался. Она, как и его Амелия, её мать, умеет найти что-то хорошее даже в самом отвратительном. Поэтому наличие фаворитки у герцога бывший король никак не считал чем-то примечательным. Герцог Гренстон — мужчина, а мужчины полигамны, если только не встретят свою «Амелию».
— Милорд, вы просили напомнить о времени, — прошелестел рядом слуга. — Уже четыре.
Церемония
Аугусто довольно оглянулся по сторонам. Человеческий муравейник исправно выполнял свои обязанности. Слуги ещё изобильно накрывали на стол. Служанки натирали на стенах мозаику и протирали витражные окна. Полотнище с гербом за троном поспешно снимали и заменяли на скромный флаг с изображением герба Вульфрика.
— Король умер, да здравствует король! — ёрничая, пробурчал Аугусто себе под нос.
Вопрос с приданым он урегулировал, осталось одно — переодеться и зайти за дочерью.
Он откинул крышку сундука. Достал оттуда два футляра с ювелирными украшениями и направился в комнату дочери, чтоб оценить её внешний вид и, как отец, сопроводить к алтарному камню в Храм Единого.
Глава 6. Подготовка
Разговор с отцом добавил горечи к тому, что и так творилось в душе Лиссандры. Зябко передёрнув плечами, она направилась к себе в покои, но на полпути стремительно сменила маршрут в сторону алхимической лаборатории мэтра Боне.
Девушка придержала одной рукой край подола длинного синего платья с в меру пышной юбкой, чтобы ненароком не зацепиться за него на крутых ступенях, когда стала спускаться в подземелье.
Здесь, в отличие от тюремного крыла, весело горел огонь в негасимых факелах — изобретении мэтра. Конечно, «негасимый» — это не совсем точное определение. Такой огонь очень даже гас, но эти факелы, пропитанные особым раствором, горели в десять раз дольше обычных смоляных и не давали смрадного запаха и копоти.
Как только спуск по лестнице завершился, Лисса взяла факел из держателя и уверенно пошла по узкому коридору, освещая себе путь. Сбоку мелькнула юркая тень, и девушка скосила глаза, надеясь увидеть конкретное существо.
Юркий зверёк с длинным вытянутым тельцем, завершающимся пушистым хвостом такой же длины, как и тело живого существа от круглой головки до попки, тут же притаился, стоило ему почувствовать на себе взгляд. Белоснежная шёрстка ярким пятном выделялась на темной стене, выдавая хозяина.
— Кири-кири, — позвала Лисса и присела, вытянув руку ладошкой вперёд. Зверёк шумно заверещал и бросился к девушке, тут же забираясь к ней на плечо и, довольно жмурясь, стал тыкаться в ушко, щекоча нежную кожу мокрым чёрным носиком. — Ты где бегала, проказница?
Лиссандра так и встала, неся на плече возбуждённо попискивающую самочку вертуна.
Почти сразу девушка остановилась возле оббитой железными полосами двери. Местами дверь была выпуклой, словно в неё изнутри били чем-то тяжёлым.
Принцесса закрепила свой факел снаружи, а сама уверенно толкнула дверь, попадая в царство колб и реторт, змеевиков и горелок. Из смежной комнаты ей навстречу вышел мужчина неопределённого возраста в странного вида одежде. Балахон был измазан кляксами всех цветов радуги, а на носу была водружена странная конструкция. Лисса, не таясь, стала рассматривать приспособление.
В тонкую металлическую оправу с держателями за ушами были вставлены круглые стёкла, делая глаза мужчины неправдоподобно гигантскими и выпученными так, словно они готовы были покинуть привычные места.