По воле северных богов
Шрифт:
Тир втолкнула Куини в спальню и закрыла за собой дверь.
— Приготовь мне ванну, леди Реджина, — бросила она и начала освобождаться от амуниции.
Девушка пошла в купальню, где принялась наполнять каменную чашу горячей, а затем холодной водой. Когда ванна была готова, Куини обернулась и тут же сконфуженно потупилась. Тир стояла на пороге.
— Можешь идти.
Куини двинулась к выходу, но не выдержала и обернулась.
Теперь молодая женщина стояла к ней спиной. Всю одежду ее составляли два наручных браслета. Волосы были собраны в узел, и взору Куини открылись длинная изящная шея, прямые плечи, а ниже узкая талия, по-мальчишески поджарые ягодицы
Тир нельзя было назвать ни хорошенькой, ни очаровательной. Она была красива. Той холодной строгой красотой, которой поразила Куини суровая северная природа. Чистая белая кожа, брови вразлет, прямой классический нос, яркие четко очерченные губы, решительный подбородок. Теперь, глядя на нее, девушка поражалась, как не узнала в ней женщину.
— Что ты смотришь на меня, как на ярмарочного урода? — один светло-серый глаз приоткрылся и пронзил зазевавшуюся Куини острой стальной иглой.
Она вспыхнула и возразила:
— Отнюдь. Я поражена и… испытываю гордость.
— Почему это? — теперь уже оба серебристых омута гипнотизировали девушку.
— Я рада, что хотя бы одна из нашего племени сумела остаться хозяйкой своей жизни, и даже заставила мужчин уважать себя. Как бы я хотела того же!
— Ты романтична и склонна идеализировать, малышка.
— Мне уже шестнадцать…
— Мне двадцать четыре, и, поверь, я лучше знаю, о чем говорю. Этот мир по-прежнему — мир мужчин. Цена, которую я плачу за свое положение, слишком высока, Куини. Я должна быть более жестокой, в два раза хитрее, в пять решительнее, в десять раз больше знать и уметь, быть много умнее, несоразмерно удачливее… Но главная плата — мое одиночество.
В глазах Тир мелькнуло что-то похожее на боль, но она ушла так быстро, что Куини усомнилась в том, что видела ее — через мгновение норвежка уже смеялась.
— Великие боги! Я даже не знаю, куда попаду после смерти! То, что я, скорее всего, встречу ее с мечом в руках, для меня очевидно. Будь я мужчиной, вступила бы в высокие чертоги Валхаллы [2] , но… я женщина. Женщина-воин, женщина-викинг. Многие смеются… И тогда их приходится учить… — губы Тир плотно сжались. — Уйди, Куини, ты разбередила старые раны.
2
Валхалла — чертоги бога Одина, в которые попадал каждый погибший в бою воин. Представляли собой огромное круглое помещение со множеством дверей, распахнутых для смельчаков, погибших с честью, но закрытых для трусов. Достойные будут пировать и веселиться здесь до тех пор, пока не придет конец света, и тогда Один поведет это непобедимое воинство на бой с темными силами.
Но девушка медлила.
— Ваши родители живы?
— Я даже не знаю, кто они, леди.
Девушка смешалась.
— Но… А как же мать?
— Если я скажу, что принадлежу к числу тех, кто был с рождения обречен на могилу, ты ведь не поймешь?
— Н-нет.
— Тогда спроси у кого-нибудь, а сейчас оставь меня. Беги же! Не испытывай мое терпение!
Глава 3
Куини вошла в просторную кухню и остановилась посередине оглядываясь. Помещение сияло чистотой, на огромной плите в двух котлах что-то шкворчало и булькало, распространяя такой аромат, что в животе у девушки заурчало —
Раздались шаги, и в кухню вошла Аса.
— Ты уже здесь? Хорошо. Надо почистить овощи для жаркого. Берись.
Куини вздохнула и, приняв из рук дородной женщины грубую плошку, полную различных кореньев и лука, уселась на высокий табурет у добротного деревянного стола.
— Аса, а откуда ты так хорошо знаешь мой родной язык?
Женщина усмехнулась.
— Я англичанка. Много лет назад, как и ты, я была похищена из родного дома. Поверишь ли, когда-то я была молода и недурна собой. Эрик возжелал меня и сделал своей наложницей… Он думал, что это так просто сойдет ему с рук! — подмигнув Куини, повариха воинственно уперла руки в бока. — Мы женаты уже почти двадцать пять лет, дорогуша. Я родила трех сыновей ему и одну дочурку себе. Слава богу, все живы, — Аса перекрестилась.
— Ты христианка?
— Да. А муж мой поклоняется своим богам. Да и какая, в сущности, разница?
— А… Тир?
— По-моему она верит только в себя…
— Аса… Что значит, быть обреченным на могилу?
Женщина метнула на Куини испытующий взгляд.
— Не дай тебе бог узнать это на собственном опыте, дочка, — Аса отвернулась к плите и негромко закончила. — Это слишком жестоко для христианской души.
— Но что это такое?
— А вот представь себе, что ты только что родила… Носила свое дитя девять месяцев под сердцем и в муках выпустила в мир… А мужу твоему, или господину, ребенок показался слабым, или неугодным, или это просто оказалась девочка вместо долгожданного сына…
— И что же? — почти шепотом спросила Куини.
Пожилая женщина передернула плечами и мрачно отрубила.
— Его просто выкинут!
— Что?
— То, что слышала! Так же поступают и с теми детьми, чьи родители бедны и не могут их прокормить. Новорожденного кладут в открытую могилу и оставляют на милость богов. Господин может забрать себе самого сильного, остальные умрут от голода. Вот что значит с рождения быть обреченным на могилу…
— Но это же ужасно!
— Они так не считают. По крайней мере, мужчины. Пока отец не дал имя ребенку, тот даже человеком не считается, и убить его не грех. Так-то, милая.
Только теперь Куини до конца поняла, через какую пропасть пришлось шагнуть Тир, чтобы стать тем, кем она была теперь…
— Что-то ты размечталась, леди! Работу за тебя никто не сделает, а с лентяйками у меня разговор короткий! — окрик Асы вернул девушку к реальности, и, тряхнув головой, чтобы прогнать непрошенные видения, она принялась за дело…
В обед ей вместе с другими девушками пришлось прислуживать за столом, а после перемыть горы грязной посуды. Потом началась подготовка к ужину. И все повторилось, с той только разницей, что за ужином выпили много больше, чем за обедом, и Куини с ужасом поняла, что могло ее ждать, если бы не запрет в отношении нее, наложенный Тир — одну из молоденьких рабынь в отместку за какие-то прегрешения изнасиловали прямо на полу в обеденном зале…
Куини на подгибающихся ногах убежала в кухню и там скорчилась в уголке, обхватив голову руками. Далеко не сразу ей удалось справиться со страхом и приняться за уборку. После она уселась на табурет, положив перед собой острый нож, которым Аса разделывала мясо, и стала ждать.
Ее разбудил свет. Сердце прыгнуло, бешено заколотившись. Плохо соображая, что делает, она схватила со стола свое оружие и вскочила, выставив его перед собой. Светло-серые глаза Тир прищурились на сталь в руках Куини. Медленная улыбка осветила ее строгое лицо.