По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Шрифт:
Но праздновать было рано. Пока он возился с Ярославом обиженные Рюрик и Мстислав сговорились и объединили свои небольшие силы, которых, однако, оказалось достаточно, чтобы Чермный, в один прекрасный день увидя их под стенами Киева, немедленно бежал оттуда.
Он бежал, чтобы вернуться, и вскоре привел союзников — из Галича позвал Владимира Игоревича и конечно же пригласил половецкую орду. Поганым была обещана полная свобода в днепровских областях. Рюрик опять укрылся в Овруче, а Мстислав — в Белгороде, не мечтая уже ни о какой помощи, слезно моля Чермного отпустить его в Смоленск. Чермный его не задерживал. Он опять сел в Киеве, теперь уже имея основание торжествовать.
Что делали половцы
У загнанных в леса жителей оставалась одна надежда — на великого владимирского князя. Люди, кто мог, пробирались во Владимир, попав к Всеволоду Юрьевичу, рассказывали ему о бедствиях, переживаемых Южной Русью. Во Владимире таких беженцев принимали сочувственно, с ужасом слушали рассказы о зверствах поганых, о коварстве Чермного. Имя его повторялось повсюду. Владимирские горожане требовали наказания вероломного князя. То, что творилось под Киевом, владимирцам представлялось особенно несправедливым, потому что сами они уже забыли, как это бывает. Мирная жизнь делала их более отзывчивыми к чужому горю.
Выборные от сословий, старосты концов и улиц также ходили к великому князю, просили заступиться за Русскую землю. Свои бояре — не все единодушно, но многие — тоже требовали похода на Чермного. Напоминали о бесчестье, нанесенном Ярославу.
И наконец великий князь объявил, что терпение его лопнуло, что он больше не намерен спускать Чермному. Как государь, он чувствует ответственность и за Южную Русь, так как это и его отечество.
Был назначен поход на Киев. Для придания этому походу более широкого значения, великий князь не стал, как и раньше, ограничиваться участием в нем только своей дружины. Он дал знать о предстоящих военных действиях Константину в Новгород, потребовал его участия. Константин без промедления повел дружину на соединение с отцовским войском.
Кроме того, великий князь приказал идти с ним рязанским князьям — Роману и Святославу Глебовичам. Роман и Святослав — только двое сыновей мятежного князя Глеба осталось на Рязанской земле. С ними подались к великому князю дети покойных Игоря и Владимира Глебовичей. Дружины рязанские князья с собой привели немного — великий князь требовал от них не военной помощи, а личного участия в походе. Недалеко от Коломны на берегу реки Оки был разбит большой стан, где предполагалось обговорить будущие действия и, как обещал Всеволод Юрьевич, хорошенько попировать перед тем, как двигаться на Киев.
Но никто не догадывался об истинных причинах, заставивших князя Всеволода собрать войско.
Беды жителей Приднепровья на самом деле мало заботили Всеволода Юрьевича. Давно уже он решил про себя не вмешиваться в южнорусские дела. Пусть себе князья режут друг друга — нрав их все равно не изменишь, а сил на это можно положить много. По-настоящему великого князя беспокоили лишь собственные дела.
И сейчас Всеволод Юрьевич гневался не на Чермного, а на рязанских князей, которые не подозревали об этом. Давно уже приближенные великого князя доносили ему, что Роман и Святослав Глебовичи тайно держат сторону Ольговичей. Сын покойного князя Всеволода Глебовича, Михаил, к тому же приходится Чермному зятем, и Чермный через Михаила вступает с Глебовичами в тайные сговоры. И Глебовичи будто хотят, соединившись с Чермным и другими Ольговичами, отойти от великого князя, которому так и не простили былых
Разумеется, ни о каком совместном походе на Киев с князьями рязанскими не могло быть и речи. Не хватало только великому князю на себе испытать их предательство, когда он будет находиться в чужой земле. Михаил Борисович всячески предостерегал от этого, советовал быть осторожным. Да великий князь и без него знал, что надо делать. Для всякого изменника самое опасное — застать его врасплох, когда он уверен в своей безнаказанности. Поэтому рязанских князей следовало пока держать в неведении относительно того, что великому князю все известно об их предательстве.
В ставку великого князя Глебовичи прибыли первыми. За ними явился из Мурома князь Давид. Дожидаясь Константина, не стали пока устраивать военных советов. Стояла ранняя осень, самая пора звериной ловли, пиров на свежем воздухе, когда легко дышится, хорошо пьется, не жарко и комары не заедают; Этим и занимались — носились за оленями по окрестным лесам, метали сети, обкладывали медведей, спускали соколов на лисиц и зайцев. А по вечерам пировали. Все были веселы, особенно великий князь. Он был как никогда ласков и приветлив с Глебовичами, и они, непривычные к таким отношениям со своим строгим государем, млели от счастья и на пирах громче всех кричали великому князю славу.
Наконец прибыл Константин с новгородским полком. Решено было устраивать последний совет, веселиться, а там уж — идти на Киев. Великий князь рад был видеть сына: Константин возмужал, почти утратил юношеские черты — становился настоящим грозным князем. Всеволод Юрьевич чувствовал небольшую вину перед сыном — из-за отцовского вмешательства в новгородские дела Константину пришлось туго. По поводу казни боярина Олексы Сбыславича в Новгороде случились волнения. Собиралось большое вече на торгу, ходили к княжескому дворцу, требовали объяснений. Олексу в городе уважали. Константин же не знал, как объяснить, — сам не понимал, почему такой важный боярин, ничем себя не запятнавший перед великим князем, обезглавлен. С трудом удалось Константину утихомирить толпу, чего только не наобещав новгородцам. Его не стали вышибать из Новгорода, но наверняка доверие к Константину уже было подорвано. Напрасно, наверное, убили Сбыславича этого. И великий князь, встретив Константина, был рад что сын не только ни в чем не упрекает его, а вообще hi о чем не спрашивает. Хороший сын, послушный.
Как приятно обнять родную кровь после долгой разлуки, прижать к отцовской груди. Ощутить, с какой любовью и почтением сын прижимается к отцу — точно так, как делал это маленьким.
— Ну, здравствуй, здравствуй, сын. Здравствуй, князь новгородский, — чуть насмешливо, чтобы скрыть смущение, говорил великий князь. — Пришел отцу помогать? Молодец, что пришел, молодец, спасибо.
— Что ты, батюшка, — говорил Константин. — Твоя воля, ты приказываешь. Мы тебе служить рады.
— Устал с дороги-то? Ничего, сейчас отдохнешь. В баню сходи, тут баню хорошую сладили.
Пока Константин располагал дружину на отдых — ставили походные шатры, кормили коней, — великий князь все хотел спросить сына о чем-то, что показалось ему странным в приезде Константина. Никак не мог понять — что. Потом понял:
— Князь Константин! А что, боярина твоего, Юрятича, нет с тобой?
— Нет, батюшка.
— Случилось что? Как же он тебя одного отпустил? Отец его при мне неотлучно находился.
— Он, батюшка, не смог пойти, — вроде бы смущенно ответил Константин.
— Заболел, что ли, Юрятич? Что-то не верится. — Великий князь с прищуром взглянул на сына. — Такой богатырь, а от войны бегает?