По законам Дикого поля
Шрифт:
Но если поднимется метель, то в открытой степи худо не только одинокому путнику, но и большому обозу. Много народа сгинуло на этой дороге. Случалось, десятками замерзали рисковые странники. За огромность территории Россия дорого заплатила.
Со временем перемет приобрел новые черты. На перемете появились уметы, станции, где путники получают приют. Уметы – особый тип поселения Дикого поля, даже по названию отличающийся от обычной деревни, от селитьбы. Дикое поле родило новые названия поселений: умет, селитьба, гай, крепость, починок… Порой название – определение типа поселения употреблялось в сочетании с природными ориентирами. Например, Березовый Гай. Или определение поселения совсем исчезало, зато селение принимало название урочища, на котором возникло: Каменный Брод, Томашев колок… За каждым определением стояла своя история, свои жизнь и быт.
Умет представлял собой что-то среднее между зимовьем, маленьким хутором, постоялым двором со складом и крепостью. На перемете от Яика до Самары шесть уметов, уметаемых зимними вьюгами по самую крышу. Семь ден пути, шесть ночевок, один день пути от одного жилья до другого – вот это и есть степная дорога – перемет с уметами.
Первые уметы поставили предприимчивые и безгранично отважные вольные самарские жители. Поставили уметы для удобства торгового пути. Где-то поселенцу-уметчику помогли построиться всем миром, где-то на купеческие деньги, где-то умет возник сам собою… но в дальнейшем уметчики могли рассчитывать только на свои крепкие руки и удачливую судьбу.
На умете жил уметчик-хозяин с семьей, его взрослые сыновья, а если их не было, то два-три работника. Вот и весь штат, вся защита.
Из строений на умете – просторный дом с комнатами для гостей, а где и два-три дома, амбары-склады, сеновалы, просторная конюшня, небольшая кузница… Вокруг умета оплот – крепостная стена из вкопанных в землю жердей или высокого плетня. Если оплот плетеный, то заостренные концы прутьев выводили наружу. Иногда плетень набивали глиной. В оплоте отверстия – бойницы. На уметах дальних от Самары перед оплотом ров. Еще на оплоте маяк высотой в три сажени. Внизу маяк похож на пирамиду из жердей. Смотровая площадка на высоте полторы-две сажени и шест сигнальный. Таковы степные маяки. К вершине маяка привязан шар из травы или тряпья и коротких толстых сучьев. Вдоль всей длины шест обмотан сеном или камышом. В случае тревоги сено зажигалось, и огонь бежал вверх и зажигал шар из тряпья и сучьев. Если маяки находились в пределах видимости один от другого, то сигнал быстро преодолевал огромное расстояние.
На перемете сигнал тревоги с умета предупреждал путников. Дым виден на много верст.
Трактир в умете часто в отдельной избе. Готовили для путников сами хозяева.
Уметчики кормили и коней путников. Сено косили в округе и свозили в сеновалы для продажи. От проезжающих также принимали на хранение корм. Если купцы опасались, что зимой обозным коням корма не достанет, то за небольшую плату оставляли уметчику овес на хранение, чтобы на обратном пути не поморить коней и не потерять груз.
На умете готовы и коня перековать, и повозку поправить. И в дорогу съестных припасов продать. Нигде в Диком поле за обед денег не брали. В продовольствии скудости не знали. Брать деньги за съестное считалось противным законам Дикого поля. В ответ на предложение незнакомца заплатить поселенка или казачка только рукой махнет: «Может, и моего соколика-болезного на чужой стороне кто покормит».
Однако уметчикам и за платные услуги путники благодарны. Понимают проезжие, что уметчики единственно затем и живут здесь, чтобы приютить их. Опять же жители Самары пользовались льготой. С иногородних купцов брали плату семь-восемь копеек с воза, а с жителей Самары две-три копейки. А уж как все были рады добраться до умета в пургу. Жили тут, пока не стихнет непогода.
Уметчик и швец, и жнец, и кузнец, и трактирщик, и воин. У первых уметчиков появились последователи на более мелких дорогах. Со временем некоторые уметы превратились в села.
Ушел обоз – и остался уметчик один в степи. Зверя промышлял, рыбу ловил, за округой приглядывал. Летом сено косил, зимой дорогу провешивал. Коней разводил. Лес для повозок пилил и сушил. Мало ли работы. Жили уметчики не бедно, но на одну лишь торговлю не полагались.
Когда казаки, торговые люди и Вожа со спутниками приехали на умет, здесь слегка обгоревший сигнальный шест маяка обвязывали пучками сухого сена.
Подрядившийся Вожа торопился:
– Мне и спутникам кислого меда по кружке. Моей собаке мослов. И в путь-дорогу.
Кислого меда можно заказать почти в любом селении. Простой и доступный напиток. Мед с вощиной разводили кипятком. Добавляли дрожжей, а за неимением их кусок ржаного хлеба; закваску ставили в теплое место, и на другой день напиток готов.
Отведал Вожа и нардека [82] , варившегося в большом медном тазу. Но от другого угощения отказался, поблагодарил плечистого, рукастого уметчика… Через полчаса он, Васек, капитан и верный пес Волчок отправились к табунщикам.
82
Нардек – арбузный мед (вываренная арбузная мякоть).
6
Перевалив через овраг, зверолов и его спутники увидели в степи несколько крутящихся столбов.
– Вихрь, – показал Вожа. – Вон еще.
Стоял ясный почти безветренный день, а впереди, как в воронке, закручивался разный сор: трава, песок, мелкие камешки, птичьи перья… Высота крутящегося столба саженей тридцать. Вихрь производил впечатление жутковатое. Азиаты при виде вихрей вспоминали о злых духах. То, что вихри появлялись в тихую безветренную погоду, пугало особенно.
Вожа заметил, как Васек поежился: – Можешь подъехать к нему близко. Этот не страшен. Послушай, как гудит внутри. Да смотри, шапку не потеряй. Большой вихрь и крыши срывает. В наших краях чего не увидишь.
Васек и капитан осторожно подъехали к вихрю, крутившемуся на месте, а Волчок пугливо жался к конским ногам. Вихрь и впрямь гудел устрашающе.
Неспешно пройдя сотню саженей, вихрь опал. Будто и не было. Осмелевший Васек погнал коня к другому вихрю и подъехал к нему почти вплотную. А Долматов достал блокнот и что-то записывал туда карандашом.
Зверолов привел спутников к берегу реки и, приподняв руку, дал знак замереть:
– Птицы-бабы рыбачат.
Крупные, больше лебедя, птицы пеликаны, по местному бабы, плыли от середины реки к песчаному берегу. Их девять. Приблизившись к берегу, бабы сплотились полукругом. Раскрыли крылья и опустили в воду. Бабы погнали рыбу на мель, точно бреднем. Подогнав рыбу, разом набросились на нее, хватали клювом и, задрав голову, глотали.
Еще потешнее видеть, как невесть откуда налетевшие черные бакланы выхватывали рыбу у баб прямо из глотки. Одни добывали пищу смекалкой, другие проворством.