По законам Дикого Запада (часть вторая)
Шрифт:
Перед ним лежал мертвый пес. Мощные задние лапы, вытянутые в предсмертной судороге, почти касались нижней ступеньки, из оскаленной пасти стекал ручеек кровавой слюны, пятная красным укрытую снегом землю. Резкие порывы ветра то вздыбливали жесткую рыжую шерсть, то приглаживали, и могло показаться, что большой пес судорожно дышит, все еще борясь со смертью.
– Брик!
– еле слышно прохрипел Клив и упал перед ним на колени. Теперь он увидел небольшое, окаймленное промокшей от крови шерстью отверстие под передней лапой собаки. А, подняв глаза, заметил расщепленные выстрелом перила. Привстав на одно колено, Клив сбросил с плеч промерзшее до каменной твердости одеяло. Рука в толстой перчатке скользнула к поясу, нащупывая рукоять револьвера.
"Бандиты!"- молнией пронеслось в голове. Они стреляли в Брика. Пес увернулся от первой пули и бросился на обидчика. Но вторая настигла его в прыжке, пробила грудь и швырнула на землю. Клив еще раз взглянул на лежащего перед ним пса. Над окровавленной пастью не поднимался парок, а яркие, светло-коричневые глаза уже продернулись синеватой пленочкой льда. Брик был убит не менее четверти часа назад. Молясь, чтобы не было слишком поздно, Клив вскочил на ноги и бросился к двери, ведущей в дом.
Осторожно переступив порог, он внимательно осмотрел комнату, служившую им столовой. Чугунная печка мерно потрескивала, распространяя вокруг волны упоительного тепла, на толстой железной плите, использовавшейся для готовки, стояла большая сковорода и закопченный жестяной кофейник с помятой крышкой. Горящая под потолком лампа с наполовину прикрученным фитилем отбрасывала круг света на стоящий по центру стол. Выскобленные доски сияли чистотой, фарфоровые тарелки, особая гордость Мери, расставлены по трем сторонам стола. Большая глиняная миска под тяжелой крышкой заботливо укутана полотном. В комнате стоял умопомрачительный запах свежеиспеченных кукурузных лепешек, кофе и жареного мяса.
Клив замер, поводя по сторонам длинным стволом ремингтона. Никого. Ни единого звука не раздавалось и из-за низкой двери в дальней стене комнаты, что вела в спальню. Стараясь не шуметь, он двинулся вперед. Миновав плиту, на секунду замешкался, стянул зубами толстую кожаную перчатку и коснулся выпачканного сажей бока кофейника. Горячо. Если б не лежащий на пороге окровавленный труп Брика, можно было поверить, что жена с дочерью переодеваются в нарядные платья, готовясь к встретить его, Клива, как настоящие леди. Осторожно ступая по доскам пола, он добрался до дальней стены и положил ладонь на деревянную ручку. Глубоко вздохнув, быстро распахнул дверь и шагнул внутрь.
Шагнул внутрь и замер, не веря собственным глазам. Вместо низкой, широкой кровати, укрытой толстым шерстяным пледом, он вновь увидел сервированный к ужину стол. Справа плита и потрескивающая печь, а в дальней стене - ведущая в спальню дверь. Клив бросился назад, желая выскочить из комнаты, но больно ударился о возникшее перед ним препятствие. От неожиданности он едва не спустил курок револьвера. Дверь исчезла. На ее месте стояла глухая, без проемов, стена. Не дощатая перегородка, делившая дом на комнаты, а основная, сложенная из толстых ошкуренных бревен. Клив опасливо, словно ожидая, что перед ним иллюзия, коснулся стволом ремингтона потемневшей от времени поверхности дерева. Затем осторожно постучал. Тихий звук, возникший от соприкосновения дерева и металла, убедил его в материальности возникшей перед ним преграды. Медленно повернувшись, он двинулся вдоль стены, касаясь пальцами бревен.
Бум! Глухой звук раздался из-за единственной оставшейся в комнате двери. Крак! Словно хрустнула ветка под каблуком сапога. Клив на мгновение замер, прислушиваясь, а затем быстрым шагом пересек помещение и рывком распахнул дверь.
Он снова стоял на пороге столовой своего собственного дома, но теперь в этой комнате царил подлинный хаос. Три стула, до этого аккуратно приставленные к столу, лежали разбитые и изломанные, печь была перевернута, россыпь малиновых угольков тлела на досках пола. Кое-где уже поднимались тонкие струйки дыма. Затейливо свиваясь в неподвижном воздухе, они приятно щекотали ноздри запахом свежих сосновых дров. Яркий конус света, падавший от раскачивающейся на цепи лампы, выхватывал из полумрака фрагменты царящего в помещении разгрома. Клив шагнул вперед к развернутому поперек комнаты столу. Осколки фарфоровых тарелок усеивали пол, поверхность стола, раньше чисто вымытая, была залита темной вязкой жидкостью. Жидкость стекала по краям, просачивалась между неплотно подогнанных досок и скапливалась на полу черными блестящими лужами. Клив осторожно, подушечками пальцев коснулся неизвестной субстанции и поднес руку к глазам. В этот момент конус света от лампы упал на него, как театральный фонарь, подсвечивающий выступающего на сцене артиста. Пальцы Клива были окрашены красным. Механически, без единой мысли, он поднес руку ко рту и кончиком языка слизнул несколько капель. Жидкость была соленой, с едва уловимым железистым привкусом. Кровь!
Он вскинул голову достаточно быстро для того чтобы заметить, как полумрак в одном их углов комнаты сгустился в некое подобие человеческой фигуры. Голова, плечи, туловище были словно контурным наброском на холсте начинающего художника, а внутри, клубясь и переливаясь, бурлила чернильная мгла. Фигура рванулась к Кливу, и он рефлекторно нажал на спуск. Сноп яркого пламени вырвался из ствола револьвера, оружие дернулось, подбрасывая руку вверх. На груди фигуры, чуть правее центра, появилась небольшая воронка, заполненная чем-то темным и блестящим. Нечеловеческий вопль ударил по барабанным перепонкам, призрак подался назад, изменил траекторию и устремился к двери в противоположной стене комнаты. На миг замерев, он словно впитался в толстые доски и исчез из виду.
Чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, Клив двинулся вперед. Рука, державшая еще дымящийся револьвер дрожала, ствол выписывал в воздухе зигзаги и восьмерки. Приблизившись к двери, за которой исчез призрак, он протянул руку и коснулся толстых сосновых досок. Пальцы ощутили чуть шероховатую поверхность, Клив надавил сильнее, почти ожидая, что кисть провалиться внутрь. Но нет, дверь оказалась твердой, хотя и неожиданно теплой на ощупь. Взявшись за ручку, он потянул дверь на себя, и приоткрыв небольшую щель, понял, что на этот раз все-таки попал в спальню.
Только вид ее изменился до полной неузнаваемости. Повсюду на полу валялась разбитая мебель, выброшенная из комода одежда изорванными клоками свисала с поломанных стульев, а на стенах плясали багровые отсветы полыхающего за окнами пожара. На широкой кровати лежали две человеческие фигуры в белых ночных сорочках. Лиц Клив не видел, только тонкие белые руки, босые ступни да два ореола светлых волос, рассыпавшихся по смятому пледу. Кое-где на ткани одежд проступали яркие красные пятна. Уже два темных призрака склонились над беспомощными телами, почти обволакивая их клубящейся внутри темнотой. Черные головы склонились над лицами лежащих женщин, темная плоть омерзительно пульсировала в каком-то странном завораживающем ритме. Крик отчаяния и ужаса вырвался из груди Клива. Он вскинул ремингтон и начал стрелять, взводя курок револьвера быстрыми ударами левой ладони. Грохот выстрелов в замкнутом пространстве оглушал, вспышки грозили поджечь разбросанное повсюду тряпье. Пули вспарывали тела призраков, вырывая из них клочья тьмы, быстро таявшей в заполненном пороховым дымом воздухе.
На этот раз бежать темным тварям не удалось. Они вскинулись, словно желая броситься и растерзать Клива, но изрешеченные пулями, упали, почти скрыв под собой лежащие на кровати фигурки. Револьвер в его руке сухо щелкнул, сообщая хозяину, что барабан пуст. Бросив оружие в кобуру, Клив шагнул к кровати и склонился над лежащими на ней телами. Темная плоть призраков таяла как ночной туман под первыми лучами солнца, цвет из черного становился серым, потом прозрачным. Он уже различал очертания женщин, вернее девочки лет восьми и миниатюрной женщины. Заранее зная, что увидит, Клив напряженно всматривался в тающую завесу тьмы. На кровати, в разорванных окровавленных сорочках лежали его жена и дочь.