По законам Дикого Запада (часть вторая)
Шрифт:
На этот раз он помнил себя, и у него было тело. Он чувствовал холод камня, на котором лежал, чувствовал, как занемела согнутая в колене нога. Сухой холодный воздух пах пылью, а еще чем-то очень старым и давно мертвым. Время от времени слышалось легкое шуршание, словно небольшой зверек пробегал мимо лежащего в темноте человека.
А затем он услышал голос. Немного подрагивающий, чуть хрипловатый, голос принадлежал очень старому человеку.
– Очнись, незнакомец.
Клив шевельнулся, перекатился на бок и сел, опираясь ладонями на неровную каменную поверхность. Спина хрустнула, затекшую ногу пронзили тысячи крохотных булавок. В бок
– Кто ты? Я ничего не вижу, - ответил он сиплым, каркающим голосом и зашелся в кашле. Пересохшее горло саднило, словно засыпанное солью и толченым стеклом.
Где-то в темноте раздались шаркающие звуки шагов, послышалось тяжелое старческое дыхание. На мгновение все замерло, потом Клив ясно услышал удары кремня об огниво. Сноп искр на миг осветил лицо и руки склонившегося над растопкой человека. На несколько ударов сердца вернулась кромешная тьма, а затем, в пяти ярдах от Клива, затеплился крохотный желтый огонек. Пламя потрескивало и разрасталось, превращаясь в небольшой костерок, маленький островок света среди громадного океана темноты. У костра, скрестив длинные ноги, обутые в мягкие кожаные мокасины, сидел тощий седой старик. Длинные белые волосы, заплетенные в две толстых косы, украшали красные ленты, над левым виском крепилось пестрое ястребиное перо. На обнаженной груди виднелись старые шрамы, пальцы костлявых рук, изуродованные артритом, больше напоминали птичьи когти.
– Кто ты?
– повторил Клив и судорожно сглотнул, стараясь хоть как-то увлажнить пересохшее горло.
Старик поднял на Клива взгляд. Его глаза, большие, чуть выпуклые, смотрели холодно и отрешенно.
– Я ждал не тебя, - из голоса исчезла старческая дрожь, слова звучали размеренно, словно удары кузнечного молота.
– Где я?! И кого ты ждал, дьявол тебя раздери?!
– неуверенность и страх отступили перед ослепляющей яростью. Клив шагнул в круг света, отбрасываемого пламенем костра. Правая ладонь легла на рукоять револьвера, левая сжалась в кулак.
– Ты не можешь убить того, кто и так мертв, - сидящий у костра старик произнес эти слова ровным, безразличным тоном.
– Присядь у огня, и мы поговорим.
Еще несколько мгновений Клив стоял, сверля старого индейца пристальным взглядом, а затем опустился на холодный камень.
Старик смотрел в огонь, пожевывая впалым, сморщенным ртом. Потом, словно приняв решение, поднял глаза на Клива и заговорил.
– Я ждал своего внука. Могущественный амулет, одна из вещиц Бога, должен был перенести его в это место. Но появился ты.
– Не знаю, о чем ты говоришь, старик, - мрачно произнес Клив, и сразу же понял, что солгал. Он вспомнил себя, склонившимся над умирающим юношей, вспомнил, как тот отчаянным усилием сорвал с шеи кожаный ремешок с висевшим на нем камнем.
– Ты знаешь, - спокойно и твердо произнес старик. Свет костра плясал по его лицу, превращая глубокие морщины в бездонные ущелья, заполненные тьмой.
– Мой внук мертв. Ты убил его?
Клив бросил короткий, настороженный взгляд на сидящего по другую сторону костра индейца.
– Нет. Он уже умирал, когда я увидел его.
– Это хорошо, - краснокожий кивнул, длинные белые косы зашевелились на смуглых плечах, словно гадюки - альбиносы.
– Как ты получил амулет?
И Клив рассказал ему все. Старик молча слушал, лишь изредка покачивая головой, в его блестящих, почти черных глазах читалась печаль. Когда последние слова затихли, он протянул руку назад, в темноту, и в свете костра блеснула вышитая бисером кожаная сумка. Индеец извлек из нее трубку с длинным прямым чубуком, украшенную двумя черными перьями, скрепленными красной бечевой. Потянувшись, достал из потрескивающего костра небольшую веточку с пляшущим на конце язычком пламени и поднес к чашке, наполненной темно-коричневыми листьями. Глубоко затянулся, выпустив густое облако синеватого дыма. В прохладном, сухом воздухе запахло можжевельником.
Старик в молчании докурил трубку, выбил тлеющий пепел на каменный пол, и не поднимая глаз, спросил:
– Он был плохим человеком?
– Да. И заслужил смерть, - слова давались Кливу с трудом, язык превратился в толстую шершавую колоду.
Долгое время слышалось лишь потрескивание веток в костре да тяжелое дыхание старика. Наконец он поднял глаза и начал рассказ.
– Кваху рос хорошим, добрым мальчиком. Ловкий и смелый, он обещал стать великим воином, а может быть, даже легендой своего племени. Я любил его. И в своей любви стремился уберечь от смерти. Когда Кваху исполнилось пятнадцать, я украл камень Бога, способный спасти любого, кто носит его от неминуемой гибели. Шаману легко сделать такое. Я отдал амулет внуку и рассказал, как использовать камень. В момент, когда смерть стоит за плечом, нужно раздавить амулет, и он перенесет тебя в место, где даже Великий Дух не имеет власти. Но я ошибся. Смерти не избежать, можно лишь отсрочить ее. А год спустя пришли бледнолицые, такие как ты, незнакомец. У них были винтовки и злые алчные глаза. Кваху ушел с ними, - индеец горестно покачал головой и замолк.
– Где я? И что со мной будет?
– раздражение и злость оставили Клива, вновь уступив место неуверенности и страху.
– Мы находимся в месте меж двумя мирами, миром живых и миром мертвых. Когда костер догорит, ты вернешься к живым, а я - в ледяные земли духов. И мне не дано знать, что будет с тобой, мне неведома даже моя судьба. Все решит Великий Дух, - старик беспомощно пожал костлявыми плечами.
– Но я христианин, при чем тут индейский божок?
– в голосе Клива слышались страх и недоумение.
– Богу нет дела до того, как зовут его дети. Христос, Яхве, Великий Дух, это лишь некоторые из тысяч имен. Но все, что с нами случается, случается лишь по воле Его, - заметив удивление во взгляде собеседника, индеец едва заметно улыбнулся.
– Мне многое открылось с тех пор, как я покинул твой мир.
Клив недоверчиво кивнул, не осмеливаясь, однако, возразить. А его собеседник между тем потянулся, разминая затекшие мышцы, и поднялся на ноги, оказавшись на две головы выше маленького стрелка. Нагнулся, поднял с пола расшитую бисером сумку и протянул ее над костром.
– Возьми, незнакомец. Она понадобиться тебе в том месте, куда ты направишься, - и заметив удивление в глазах Клива, добавил: - Так сказал мне Великий Дух.
Бриннер взял сумку, ощутив под пальцами поверхность хорошо выделанной кожи. Для своих размеров сумка была тяжелой, словно внутренности ее заполняли железные слитки.
– А теперь, тебе время идти.
– Клив заметил, что тело старика таяло, словно кто-то постепенно менял плоть на колышущийся полупрозрачный туман. Костер в последний раз ярко вспыхнул и с громким треском взорвался, разметав вокруг яркие звездочки искр. Спустя мгновение, погасли и они.