По законам гламура
Шрифт:
— Ксения, он же не засекреченный ученый! И ничего плохого от того, что я узнаю его домашний адрес, не будет.
— Ну, ладно! — поколебавшись, ответила она и, достав из стола связку ключей, подошла к допотопному сейфу, откуда, покопавшись, вытащила коричневую старую папку.
Вернувшись к столу, Ксения открыла папку и начала просматривать бумаги. Меня мало интересовали копии диплома и других документов, а нужен был личный листок по учету кадров. Просмотрев листок, я увидела, что детей у Толстова не было и жил он недалеко от Союза писателей вдвоем с женой, его ровесницей. А было Толстову аж шестьдесят
— А ты его хоть раз в лицо видела?
— Конечно, когда он на заседание приходил. Точнее, его привезли — он ходит плохо, даже с палочкой. Тут у него за спиной шушукались, что он на стихотворениях о Ленине и партии в союз сумел вступить, а потом его стихи о родной природе никто и не покупал, а их в нагрузку ко всяким дефицитным изданиям давали. А то ими бы все книжные магазины были забиты, — поведала мне она.
— Ты-то откуда все это знаешь? Ты же то время застать никак не могла? — удивилась я.
— А мне бабушка рассказывала, — объяснила она. — Вообще-то она меня и воспитывала — папа с мамой наукой были заняты. Бабушка у меня знаете какая? Самая лучшая на свете!
— Потому-то тебе и нравится, что Женя с такой любовью говорит о своих родных, — догадалась я.
— Да! А еще он говорит, что стихи у Толстова хорошие, просто сейчас поэзией никто не интересуется. Это только на любителя или ценителя.
— Твоя правда, — согласилась я. — Сейчас и «В лесу родилась елочка» никто наизусть без ошибок не прочтет. Не тем люди заняты, — а сама подумала: «Худо! Раз человек лишен личного общения, то он возмещает это разговорами по телефону. Ну, не ставить же мне его телефон на прослушку!»
Попрощавшись с Ксенией, я вышла из Союза писателей и в задумчивости остановилась возле машины. Ехать к Толстову или нет? — думала я. Посмотрев на часы, я увидела, что дело идет к двенадцати, и решила: заеду-ка я сначала в гостиницу, чтобы «жучок» Глахе подсунуть, а потом — в театр и посмотрю, что это за конкурс такой. А там, лично познакомившись с оставшимися членами жюри, уже на местности определюсь, кто из них заслуживает самого пристального внимания.
Когда я уже отъезжала, то увидела, как из подъезда выбежала Ксения и, резво прыгнув в темно-синий джип «Ниссан», бодро взяла с места. «Вот! — подумала я. — Она работает, точнее, пасьянсы раскладывает на полставки и на джипе гоняет! А ты вертишься как белка в колесе и ездишь на старой „девятке“. Эх, где ты, справедливость?!»
В гостинице я сначала заглянула к себе и, взяв «жучок», а аппаратуру поставив на запись, поднялась на пятый этаж. Там я подошла к дежурной и попросила ее открыть мне номер Глахи. Женщина вытаращила на меня глаза и в первый момент опешила, а потом разоралась:
— Да вы с ума сошли, что ли?! Как я могу чужому человеку ее номер открыть? А ну как пропадет чего?
Я не стала с ней спорить и молча набрала номер Пашьяна:
— Здравствуйте, это Иванова. Мне нужно попасть в номер Глахи, а…
— Я все понял, — кратко ответил Арам и попросил: — Передайте трубку дежурной.
— Это Арам Хачатурович, и он хочет вам кое-что сказать. — С этими словами я передала трубку женщине.
Похлопав глазами, дежурная пожала плечами и взяла у меня рубку, а потом, выслушав распоряжение Арама Хачатуровича, вернула ее мне. Взяв ключ
— Подождите меня в коридоре, — попросила я, входя в номер Глахи.
Попав в номер, я очень удивилась — табаком здесь не пахло, хотя, судя по публикациям и фотографиям, Глаха дымила как паровоз. «Наверное, бросила», — подумала я не без зависти. Оглядевшись, я прикрепила «жучок» под столешницей журнального столика и вышла.
— Надеюсь, вы понимаете, что ни одна душа об этом знать не должна? — сказала я дежурной.
Та только испуганно покивала в ответ, и я отправилась в театр.
Оставив машину на стоянке, я вошла в театр через служебный вход. Обо мне действительно были уже предупреждены. Я добралась до зала, села за спинами членов жюри вместе с Вероникой и уже знакомым мне телохранителем Глахи Александром. Сегодня Сереброва была в строгом, но очень красивом костюме. Выглядела она очень величественно — ну, просто императрица Екатерина Великая! Глаха же надела свой обычный наряд: кожаные брюки в обтяжку, куртка, черные очки и большая кожаная кепка. На ногах у нее были грубые тяжелые солдатские ботинки. Я заглянула ей в лицо и удивилась: «Ей же только двадцать два года, а выглядит на все тридцать! А впрочем, при ее-то образе жизни, пьянке и пристрастию к наркотикам! Хорошо еще, что вообще живая! Хотя нет! На наркоманку она вроде бы не похожа! Ну да черт с ней. Она мне совершенно с другого бока интересна».
— Кто есть кто? — тихонько спросила я у Вероники.
— В сером — Толстов, — шепотом ответила она.
Я, наклонившись, заглянула тому в лицо — обычный пожилой человек с нездоровым цветом лица и в довольно поношенном костюме. Все правильно, ходит-то он плохо, вот и проводит большую часть времени дома.
— В черном — Либерман, — продолжала Вероника.
Я посмотрела на холеного, одетого с иголочки мужчину с высокомерным выражением лица.
— А в синем — Елкин.
Я с жалостью посмотрела на него: да уж! Это прожившая с ним всю жизнь жена могла с него пылинки сдувать, а молодая больше собой занята.
Тут занавес открылся, и на сцене появился ведущий — артист нашего драмтеатра. Лучезарно улыбаясь, он передал слово Серебровой для оглашения итогов предыдущего тура. Тамара Николаевна поднялась с микрофоном на сцену и, повернувшись к залу, объявила победителя. Им стал Анатолий. Но по состоянию здоровья, сказала она, молодой человек не сможет принять дальнейшее участие в конкурсе, и поэтому конкурсанты остаются в прежнем составе. Зал встретил слова Серебровой свистом и недовольными криками. Проигнорировав реакцию зала, Тамара Николаевна спустилась со сцены и села на свое место. Ведущий объявил первого выступающего — это был Евгений.
Женя вышел довольно скованно, поклонился и, когда оркестр заиграл, преданно глядя на Сереброву, запел по-английски песню «Последний вальс». А что? Его голосочка на такую песню вполне хватало. Взглянув на Тамару Николаевну, я увидела, что она внимательно слушает и с одобрением качает головой. Когда Евгений закончил и получил свою порцию аплодисментов, слово взяли члены жюри.
— Неплохо, — скупо похвалил Либерман.
— Мне понравилось, — кратко сказала Глаха.
— Вполне профессионально, — заметил Елкин.