По запаху крови
Шрифт:
Дни тянулись, а я все не мог найти возможность переговорить с Морейн. В ее комнатах всегда присутствовали рабыни, по дворцу она передвигалась в окружении рабов и охраны, подойти к ней незамеченным было невозможно. Я изводился тягостным ожиданием случая остаться с ней наедине.
Частые землетрясения вынудили Гелиону на паломничество в храм на горе Атлас, где она должна была провести обряды, чтобы задобрить грозных богов. Стоило лишь задрожать земле — и повсюду на острове совершались отчаянны попытки умилостивить богов, людей сталкивали прямо в кратеры вулканов, в гибельную пропасть, где бушевала разъяренная стихия. Гелиона без свиты и охраны, в сопровождении только приближенных жриц и жрецов, покинула дворец и пешком
Я провел этот день в тренировках под неусыпным наблюдением Друза. Вечером, как только стихли звуки, я бесшумно выскользнул из казарм для охраны и быстро направился в то крыло дворца, где жила антильская царевна. На лестнице, ведущей сад, я увидел, вернее, почуял ее, она стояла в тени колоннады.
Я подошел и, взяв ее за руку, молча повел за собой. Морейн покорно шла, не отнимая руки. Спустившись по лестнице, мы вышли на выложенную плиткой дорожку сада. Луна в синем антильском небе светила все ярче, и мы хорошо видели друг друга. Легкий ветерок охлаждал наши измученные жарой тела. Мне было легче переносить жару, положение раба позволяло мне ходить почти раздетым и без маски. Морейн же была вынуждена носить этот золотой кокон, который и весил-то немало. Мы молча стояли, держась за руки, и смотрели друг другу в глаза. За все время нашего знакомства у нас впервые появилась возможность поговорить, и я, проделав для этого такой длинный, трудный путь и выдержав столько испытаний, не знал, что ей сказать.
— Значит, ты не забыла меня и узнала? — прошептал я, наконец.
— Разве я могла забыть твою звериную грацию, Блейдд? Даже легкий налет культуры не изменил тебя.
Я еще не успел привыкнуть к манере Дивного Народа высокопарно выражаться, и ее слова показались мне откровенным признанием. Морейн дотронулась тонкими пальцами до кожаного ошейника на моей шее и сказала:
— Блейдд, бедный, что она с тобой сделала?
Ободренный ее словами и действиями, я поймал ее руку и прижал к своим губам.
— Со мной нельзя ничего сделать против моей воли, — произнес я срывающимся голосом. — Я сам позволил его надеть.
— Зачем? — изумилась Морейн. — Зачем свободный волк захотел надеть на себя ошейник?
— Чтобы найти тебя!
— Блейдд, неужели? — Она подняла на меня ошеломленный взгляд. Похоже, Морейн только сейчас поняла, что наша встреча неслучайна.
— Другого способа попасть в этот город не было, — ответил я. — Иноземцы могут войти в него только в качестве рабов.
Мне было неприятно и неловко видеть перед собой белую непроницаемую маску, под которой страстно хотелось разглядеть любимые черты. Я спросил с деланным равнодушием:
— Твои рабыни крепко спят?
— Они не проснутся до утра, даже если бить над ними в барабаны. Что ты с ними сделала? — спросил я с улыбкой.
— Ничего, — пожала плечами Морейн, — напоила снотворным.
И Веда еще считала свою ученицу бездарной!
Я отвел антильскую царевну в ее апартаменты, которые состояли из двух смежных помещений. Первая просторная комната сияла при свете кристаллов и свечей темным золотом. От второй, где находилась спальня царевны, ее отделяла резная деревянная решетка, покрытая позолотой или бронзой. Вдоль этой решетки на разбросанных на полу цветных подушках и одеялах сладко спали четыре женщины. Посередине второй комнаты стояла кровать под воздушным балдахином, а у стены с окном — инкрустированный туалетный столик и маленькое кресло. В него я посадил Морейн. Взял губки для протирания лица и кувшин с водой и начал осторожно смывать с нее маску. Мне это нередко приходилось делать для Кийи, и я вполне справлялся со своей задачей. Морейн безропотно сидела, позволяя мне все это, она поняла, что мне трудно воспринимать ее в карнавальном наряде.
Я снял с нее головной убор из сотен золотых косичек и этот громоздкий балахон. Она осталась лишь в обтягивающем платье из полупрозрачной вуали. Я отошел в сторону, чтобы получше рассмотреть ее. О, если бы вы знали, какое это было горькое зрелище! Прошло всего два года с нашей последней
— Блейдд, что же ты наделал? Зачем нужна такая жертва?
— Ты не рада меня видеть? — спросил я.
— Я не рада видеть тебя рабом, — ответила Морейн. — для твоего племени это еще ужасней, чем для людей.
— Я нашел тебя, и это главное, — прошептал я, вдыхая ее нежный аромат.
— Но как? Как тебе удалось найти меня?
— Я шел за тобой по запаху твоей крови, — сказал я и добавил: — Такому сладкому и манящему. — Увидев ужас в ее глазах, я сразу почувствовал угрызения совести и поспешил загладить свою вину.
— Это шутка, Морейн, — я постарался принять самый невинный и безобидный вид, — ты не должна меня бояться.
И я рассказал ей кратко историю моих скитаний и жизни в антильском цирке. Я думал, стоит ли говорить Морейн, что личная стража Гелионы представляет одновременно и ее своеобразный гарем, но все же решил не скрывать этого. И Морейн впервые улыбнулась, а потом засмеялась. Колокольчик ее голоса отозвался дрожью в каждом моем нерве.
— Вот уж никогда не думала, что дикий волчонок попадет в гарем этой коварной львицы.
«Волчонок» — называла меня Морейн, как, впрочем, и Кийя. Но они обе были не правы. Я был уже не волчонком, а волком. И я мог бы загрызть их обеих, даже не преображаясь в волка. Из-за сдерживающего напитка, который заставляла меня принимать Гелиона, мои нервы расшатались, и я с трудом себя контролировал, но не стал расстраивать Морейн, и так исстрадавшуюся здесь. Но она сама сообразила это и осторожно спросила:
— Ты ведь должен оборачиваться в волка, как же ты это делаешь во дворце?
— Веда говорила мне, что ты боишься волков, — ухмыльнулся я, но, увидев на ее лице испуг, сразу добавил: — Не бойся, Гелиона опаивает меня каким-то зельем. Если я даже захочу, то не смогу преобразиться, пока действует эта проклятая отрава. Но ты должна знать, я бы никогда не стал этого делать при тебе, чтобы не напугать тебя.
Но, видимо, Морейн все же была напугана. Ей было не по себе в комнате наедине с оборотнем. Я чувствовал, что сомнения гложут ее.
— Блейдд, — Морейн запнулась, гiодбирая слова, — я должна знать, это правда, что вы убиваете детей и женщин?
Ну вот, опять! И где она только наслушалась этих сказок? Что за мрачное проклятие преследует всю жизнь бедных волков, что за вечные подозрения? Убитых волками людей уж наверняка не больше, чем медведями, но нет же, медведей, этих лесных чудовищ, никто не трогает, а вот волки — они убийцы! Да если волк и убил кого-нибудь, так только либо спасая свою жизнь от свирепого охотника, либо умирая от голода Я уж не говорю о самих людях, которые истребляют себе подобных, вырезая под корень целые племена и селения, без всяких на то причин. Ни один волк не убьет человека ради золота, власти или удовольствия. А что касается детей и женщин, это вообще гнусная ложь. Если волк и убивает кого-то, забредшего в лес, то жертвой чаще оказывается мужчина, к тому же охотник, пришедший сюда, чтобы умертвить кого-нибудь из нас, причем опять же не из чувства голода. Ну, конечно, очень больному обессиленному волку легче убить ребенка, чем вооруженного воина. Но, луна свидетель, это такая редкость. В нашем племени не было ни одного волка, убившего ребенка.