По запаху крови
Шрифт:
— Разве не ты, мой добрый брат, бредишь тайнами антильских дворцов? — спросил Белин.
— Но я не хочу рисковать, оставляя в живых Оллатара, — ответил Гвидион.
Король хмыкнул, пожав плечами:
— Я убил ее брата одним ударом, а он был хорошим воином. Так неужто нам страшиться какой-то девчонки. Посмотри — она сейчас сама умрет от страха.
Но хвастливая бравада короля не успокоила Гвидиона:
— Мой король, ты, слишком доверчив. Лучше принести ее в жертву и быть уверенными, что нам уже ничто не угрожает.
— Мы успеем сделать это позже, — раздраженно возразил король. — А пока золото Антиллы еще не в наших сундуках, нам лучше иметь заложницу.
Глаза
— Прикажи хотя бы изъять все древние клинки, мой король — произнес Гвидион спокойным ровным голосом, — а я пойду взгляну на труп Оллатара.
Харт отвел принцессу к небольшой кучке пленников, дожидавшихся своей участи. Морейн опустилась на пол рядом с ними. Пленников одного за другим подводили к трону. Посреди королевского чертога на мраморном полу в растекающейся луже крови воины складывали отрубленные головы побежденных врагов. Морейн с ужасом смотрела на этот кошмар и думала: «Конечно, со мной они так не поступят. Никто не осмелится убить принцессу Оллатаров». Но что-то ныло под сердцем, подсказывал ей, что королевское происхождение вряд ли послужит ей надежной защитой.
Морейн тайком разглядывала завоевателей. Обильное возлияние и возбуждение в преддверии дележа добычи придавали их лицам еще больше свирепости. Их разговоры и песни, которые они орали во все горло, не слушая и перебивая друг друга, были полны непристойностей и кощунства.
Воинственное и дисциплинированное обычно воинство превратилось в стадо разъяренных и потерявших человеческий облик разбойников. Но Бренн, который видел в этом диком разгуле лишь доказательство молодецкой отваги, снисходительно позволял своим воинам отпраздновать победу и отдохнуть после сражения.
На следующий день, когда воинство проспалось после вчерашней попойки, рабов и пленников отправили пешими по старому разбитому тракту. Морейн позволили ехать в телеге с высокими плетеными бортами, куда посадили еще нескольких женщин, отобранных для короля и его братьев. Одна из женщин узнала принцессу и вцепилась в нее, заливаясь слезами. Морейн уже выплакала все слезы и теперь, когда близкая опасность миновала, погрузилась в размышления о своей горькой судьбе. В том, что королева приказала ей жить не из-за материнской любви, принцесса не сомневалась. Ни одна мать не пожелает своему ребенку такой участи, на которую королева обрекла дочь. Она направила свое дитя в эту жуткую страну, как жертву на алтарь своей богине.
Повозку нещадно трясло, и к концу дня все женщины были в ужасном состоянии. А впереди был еще долгий путь. Единственным утешением для Морейн было то, что ей не пришлось идти пешком, как остальным пленникам. Она бы не выдержала такой трудной дороги по горным ущельям и болотным гатям.
Спустя несколько дней они подъехали к Черным Горам, за которыми начинались владения поэннинцев. Сквозь прутья повозки женщины видели большие и маленькие селения, жители которых приветствовали возвращение своей армии. К середине седьмого дня отряды с пленниками вошли в столицу Поэннина. Спутниц Морейн увели, а перед ней самой вновь возникла довольная и раскрасневшаяся физиономия Харта.
Глава 10
Поэннинская крепость
Харт втолкнул принцессу в огромную пыльную комнату с одним узким окном под потолком. Морейн огляделась. Посреди комнаты стояла кровать с облезлой позолотой и резной сундук из почерневшего дерева. У дальней стены
Так, разглядывая вокруг себя голые каменные стены и предаваясь тяжким думам, провела она остаток дня. Обед ей не принесли, и, когда за окошком стемнело и избалованный желудок Морейн взвыл от голода, она решила подойти к двери и напомнить о своем существовании. Должны же тюремщики кормить заключенных и выводить Их по естественным нуждам, рассудила Морейн, видимо, они просто забыли о ней.
Она тронула дверь и с удивлением обнаружила, что та не заперта. Принцесса осторожно выглянула в темный коридор, освещенный единственным факелом. Там никого не было. Морейн выскользнула из своей комнаты и с замиранием сердца двинулась к лестнице с потрескавшимися ступеньками, спустилась по ней и, снова никого не обнаружив, направилась в сторону доносившегося шума.
Выйдя на широкое крыльцо из ладно сбитых новых досок, она увидела двор, где горели костры, было полно людей, звучали песни. Кругом мелькали лица поэннинских витязей, которых она уже видела в Эринире. Как и тогда, они были пьяны и веселы. Но это веселье было другого рода. Они тоже праздновали победу, но это был праздник возвращения домой, к своим семьям, он не походил на тот дикий разгул, который ей уже довелось наблюдать. И песни, распеваемые этими людьми, были куда приличней прежних.
Между гуляющими сновали слуги с кувшинами эля и большими мисками, наполненными едой. Посреди двора были накрыты длинные столы, Заставленньхе яствами и кубками. Во главе стола восседал величественный король в парадной Одежде, Окруженный своими братьями, вождями и жрецами. Шел пристойный праздничный пир. Никто не обращал внимания на стоящую в дверях женщину. Морейн увидела Харта, единственного, кого она знала по имени, кроме короля и его братьев, и окликнула его. Он, с трудом сохраняя вертикальное положение пробрался к ней между слугами.
— А, Морана, — произнес он ее имя на поэннинский лад заплетающимся языком, — ты уже соскучилась по нашему невежественному обществу?
— Я просто проголодалась, — проговорила Морейн как можно жалостливее и бросила на воина взгляд, призванный растопить его жестокое сердце. — Мне не принесли еду.
— Может быть, ты думаешь. что тебя и здесь будут обслуживать, как принцессу? — Харт радостно рыгнул. — Пошла бы да поела. Кухня — вон, — он неопределенно махнул правой рукой в темноту.
Потом выхватил у пробегающего мимо слуги здоровый кусок жареного мяса и сунул его в руки Морейн.
— На, ешь, — промычал он, медленно сполз по стене и захрапел.
Морейн решила убраться подобру-поздорову подальше от шальных гуляк и вернулась к себе.
На следующий день Морейн вновь беспрепятственно покинула свою комнату и отправилась бродить по крепости. Вокруг огромные каменные стены, посреди двора жгут костры, всюду грязь, в которой вперемешку валяются собаки, поросята и вдребезги пьяные воины, не проспавшиеся после ночи. Харт спал, прислонившись к стене в том самом месте, где вчера его покинула Морейн. От людского пота и конского навоза стоял удушливый смрад. То, что местные жители с уважением называли замком, напомнило Морейн огромный, увеличенный до невероятных размеров скотный двор какой-нибудь зажиточной кельтской деревушки. Столы уже убрали, среди обрывков тумана и кислых запахов конюшни сновали слуги. Утреннее солнце лениво согревало землю.