По заросшим тропинкам нашей истории. Часть 4

Ковалев Сергей Александрович

С годами, кстати, на местных жителей начинает распространяться начальное образование, сначала церковное (для крещёных), а потом и общее. За образованием с течением времени следуют некие азы медицинского обеспечения. Так что жизнь при новой власти действительно можно было бы назвать для них, как минимум, не хуже предыдущей, если бы не одно большое «но»: алкоголь (были ещё «но», чуть менее губительные – неизвестные ранее болезни [729] ). Русский человек пил охотно и обильно и волей-неволей приучал к этой пагубной привычке местных, которым в силу их генетических особенностей водка противопоказана. В результате началось просто повальное пьянство – проблема, не изжитая среди коренного населения этих краёв и до сих пор.

729

Так, например, в 1630 году разразившаяся в Нарыме эпидемия оспы выкосила почти всех его жителей; умерших было так много, что для их захоронения при церкви на территории острога не хватало места, так что трупы приходилось вывозить в поле, где их выкапывали и поедали хищники (Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 64–65).

На острие же всего этого нереально стремительного и безудержного русского разлива по Западной Сибири (а потом и далее) шли те, кого сегодня назвали бы охотниками, а тогда именовали промышленными людьми или промышленниками (они ведь промышляли зверя). Нам известны имена десятков русских первопроходцев – казаков, служилых людей, воевод, и принято считать, что именно они открыли для России эти гигантские пространства. Это далеко не всегда так. Указанные люди в большинстве своём шли в края, уже так или иначе исследованные теми самыми безвестными для нас охотниками. Отчаянные смельчаки, они, стремясь прежде всего заработать, продвигались вперёд просто ничтожными группами, удалялись от знакомых мест на совершенно умопомрачительные расстояния даже по сегодняшним понятиям, не возвращались порой месяцами, нередко погибали от жестоких условий, в которые сами же и забирались, но прокладывали дорогу тем, кто занимался освоением открытых ими просторов уже, так сказать, на системной основе. Только вот действительно богатыми становились очень немногие. И вряд ли является совпадением то, что эти безымянные сегодня искатели приключений действовали практически в то же время, что и английские буканьеры [730] да испанские конкистадоры. А до них в течение многих веков так же открывали для своих соотечественников новые миры китайские и арабские купцы.

730

По-английски – «buccaneer»; пираты, долгое время фактически состоявшие на службе ряда европейских государств (сначала Франции, а потом Англии и Голландии) и нападавшие главным образом на испанские корабли; при этом они пользовались совершенно официальными разрешениями на такой грабёж (так называемыми патентами), получаемыми у правительств соответствующих стран (см. Википедию, статьи «Буканьеры» и «Buccaneer» /на английском языке/).

За промышленниками, а иногда, как мы видели, и опережая их, шли казаки. Данный контингент в своей общей массе был совершенно без тормозов и хотя считал себя христианами, по своему поведению таковыми являлся с большой натяжкой. О, казалось бы, совершенно противоестественном сосуществовании в этих людях какой-то подсознательной религиозности и неизменной готовности к неистовому грабежу, убийствам и прочему беспределу я уже писал. Но и в мирной жизни добрыми нравами они долгое время, мягко говоря, не отличались. На брак, например, большинство казаков смотрело совсем не по-христиански. Они рассматривали его как какой-то временный и односторонний договор: пока он им выгоден, жена есть, а как она надоедает, так гнать её в шею. Супруга приравнивалась к обычной вещи, к имуществу и в этом смысле мало отличалась, скажем, от коня, который, кстати говоря, зачастую ценился намного выше. Многожёнство было широко распространённой практикой. Уезжая из своего острога по делам, казак, не задумываясь, мог передать свою жену кому-нибудь во временное пользование за десять, двадцать или более рублей, а потом и вовсе на неё наплевать (в этом случае «пользователь» был волен её оставить себе, выдать замуж за кого-нибудь другого или просто перепродать). Возвращаясь из «командировки» из России, он, бывало, привозил с собой до пятидесяти и более девушек и женщин, которым навирал в три короба про классных женихов в Сибири, а потом распродавал словно рабынь. Такое отношение к женскому полу считалось в этой среде престижным, тем более что местное мусульманское население относилось к многожёнству с одобрением, уважая обладателей больших гаремов. Все эти негодяйства начинают сходить на нет лишь с укреплением в Западной Сибири Русской православной церкви, рьяно принявшейся бороться с такими вопиющими отклонениями от учения Христа [731] , но на это, очевидно, потребовался не год и не два.

731

Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 72–73.

В общем, освоение новых земель проходило по-разному, и встречалось в ходе этого процесса всякое. Если же оценивать ситуацию по-крупному, то я бы сказал, что на только что покорённом государстве, а также его окрестностях наша страна обкатывала модель колонизации, ранее применённую – хотя и в более скромных масштабах – в Казани и Астрахани. И в дальнейшем она с той или иной степенью успешности будет так или иначе практиковаться на гигантских просторах, называемых нами сегодня Сибирью и Дальним Востоком. Так что я бы согласился с одним историком (слегка перефразировав его фразу) в том, что завоевание «Кучумова царства» «стронуло камешек огромной лавины, приведшей, в итоге, к включению в Россию /…/ территорий /…/ от Урала до Тихого океана» [732] . А от себя добавлю: и до Северной Америки.

732

Цит. по: М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 20.

Но это уже отдельная история.

Выход к Енисею

Когда русские впервые услышали об этой великой сибирской реке, история умалчивает. Хотя документально известно, что в 1597 году, при царе Фёдоре Иоанновиче, сыне Ивана Грозного, на реку Таз, впадающую в Карское море примерно в пятистах километрах восточнее Оби, был послан из Москвы некий Фёдор Дьяков «для разведывания мангазейских народов до самой реки Енисея» [733] . Что это за народы такие? А их, между прочим, упоминает неизвестный автор-новгородец в том самом труде «Сказание о человецех незнаемых на восточной стране и о языцех розных»: «На восточной стороне, за Югорскою землёю над морем живут люди Самоедь, называемые Малгонзеи». Сейчас уже трудно сказать, кто конкретно имелся тогда в виду, но сегодня это место проживания энцев – очень немногочисленного северного народа (в 2010 году их оставалось всего 227 человек). Сами себя они называют, в частности, «могади», а русские именовали их раньше енисейскими самоедами [734] . Что же касается слова «молгонзея», то есть версия, что оно не местное, а зырянское, то есть народа, который сегодня называется коми. На их языке «молгон» означает «крайний», «конечный» [735] . Иначе говоря, с точки зрения зырян молгонзейцы жили на краю света.

733

Цит. по: Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 309.

734

См. Википедию, статью «Энцы».

735

См. Википедию, статью «Мангазея».

Вот на этих землях и приступают в 1600 году [736] к строительству очередного русского форпоста Мангазеи – первого населённого пункта, возведённого нашими предками в Заполярье. Начинается оно, правда, с кровопролития. Дорог в этих краях и сейчас-то – раз-два и обчёлся, а тогда и вовсе не было. Путь на «стройплощадку» шёл по рекам до Оби и на последнем отрезке по суше на оленях и на лыжах, поскольку проход морем от её устья на восток до Таза известен нам тогда ещё не был. На данном сухопутном участке разгрузившийся речной караван, вышедший из Берёзова в составе шести кораблей под командованием князя Мирона Шаховского, и подвергается нападению мангазейцев. Тридцать человек погибают, весь груз оказывается разграбленным, а сам князь едва уносит ноги. В общем, царские чиновники с первых же шагов сталкиваются с местной вольницей. Дело в том, что и русские, и зырянские промышленники орудовали здесь издавна, причём вели свои дела незаконно: собирали с местных жителей ясак, говоря, что делают это от имени Москвы, а на самом деле оставляя всё себе [737] (по тем временам страшное преступление, между прочим). Не исключено, что они-то и подговорили простодушных самоедов на это нападение [738] . На следующий год к Мангазее направляются внушительные силы: одиннадцать кораблей, двести человек, восемь пушек, а с ними ядра, порох и свинец. Шансов у сибирцев нет. Самодеятельности местных «казаков» кладётся конец. В двухстах километрах от впадения Таза в Северный Ледовитый океан – как всегда, на высоком берегу – вырастает защищённый артиллерией четырёхугольный деревянный острог с одной церковью внутри и двумя снаружи [739] .

736

Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 1, стр. 310.

737

Op. cit., стр. 309.

738

Op. cit., стр. 310.

739

Op. cit., стр. 312.

Новое поселение растёт как на дрожжах. Всего за двадцать лет оно превращается в крупный город, через который проходят товары (в основном меха) на баснословные суммы, за что он получает в народе прозвище «златокипящей Мангазеи» [740] . За высокими стенами с четырьмя башнями, которые охраняются сотней стрельцов с пушками, стоит кремль, воеводский двор, церковь и тюрьма (куда ж без неё!). Снаружи к ним примыкает обширный посад. Всего здесь насчитывается более двухсот домов, стоящих на четырёх улицах, четыре церкви, гостиный двор, таможня, кузница, литейные мастерские, многочисленные склады. В пик торговой активности тут ведут дела до двух тысяч купцов и промышленников. Только в 1630–1637 годах, то есть уже в период угасания, из Мангазеи вывозится около полумиллиона шкурок соболей [741] . Через Архангельск [742] торговые связи простираются до Европы. Город известен в Амстердаме, нанесён на европейские карты. И вдруг происходит упадок, потом смерть, а за ней и полное забвение. Настолько полное, что с течением времени даже в нашей стране его начинают считать никогда не существовавшей легендой.

740

Цит. по: Википедия, статья «Мангазея».

741

Там же.

742

Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 26.

Что же случилось? А вот что. Ну, во-первых, свою негативную роль сыграло заполярное местоположение. Край это холодный, негостеприимный и, самое главное, бедный пушным зверем в целом и соболем, в частности. Поначалу местные жители платили ясак, так сказать, из старых запасов, но с годами «заначка» истощалась, а пополнять её становилось всё более и более проблематично: приходилось забираться так далеко на восток, что смысл охоты просто терялся. Кроме того, в 1619 году, в городе происходит страшный пожар. А на следующий год в Мангазею, только-только приходящую в себя после опустошительного бедствия, приходит убийственная новость: царь Михаил Фёдорович – первый правитель России из династии Романовых вводит полный запрет на торговлю с ней «морским путём» [743] . Причём нарушившие этот запрет должны были «быти казнёнными злыми смертьми, а домы их велим раззорити до основания» [744] . Но почему?! Одна из причин заключается в том, что с начала века в Москву всё чаще и чаще начинают поступать сведения о том, что Голландия и особенно Англия намереваются превратить эти земли в свои колонии (в отношении англичан информация, благодаря найденным в XX веке документам тех времён, подтвердилась [745] ). Это был период наивысшего могущества голландцев и нарастающей мощи британцев. Их флоты не имеют себе в мире равных. Одна за другой захватываются территории по всему Земному шару. В 1609 году знаменитый английский путешественник и полярный исследователь Хэнри Хадсон, более известный у нас как Генри Гудзон [746] , пытается в поиске так называемого северного торгового пути (из Европы в южную Азию) дважды обойти острова Новая Земля, но сплошные льды вынуждают его повернуть обратно. Голландцы же в этом году вообще добираются чуть ли не до Енисея и не достигают своей цели по чистой случайности: встретившись со льдами, они разворачиваются, хотя задержись их корабли всего на каких-то несколько часов, и так называемый полуденный ветер разогнал бы льдины, и путь был бы свободен [747] . Я уж не знаю, в курсе ли был царь всех этих приключений, но беспокоиться он начинает не на шутку и океанский маршрут закрывает. Второй же причиной было то, что на суше на всех торговых путях стояли государственные таможни, собирающие соответствующие пошлины-платежи в казну, а на морских просторах из-за отсутствия у русского государства флота это было сделать попросту невозможно. Так что там контрабанда процветала.

743

Цит. по: Википедия, статья «Мангазея».

744

Цит. по: М.А. Кречмар «Сибирская книга: История покорения земель и народов сибирских», М., издательский дом «Бухгалтерия и банки», 2014, стр. 79.

745

См. Википедию, статью «Мангазея».

746

См. Википедию, статью «Гудзон, Генри».

747

Г.Ф. Миллер «История Сибири», Москва – Ленинград, издательство Академии наук СССР, 1937, т. 2, стр. 25.

Но, озаботившись «высшими интересами», правительство, как это нередко случается в нашей стране, выплёскивает вместе с водой и ребёнка, то есть, запретив въезд сюда по морю, в том числе иностранцам, и положив конец незаконной торговле, одновременно наносит смертельный удар и по законному бизнесу, который и так уже угасает. «Гости», как тогда называли купцов, постепенно начинают покидать «златокипящую», торг смещается дальше к юго-востоку, в сторону Енисея, а тут ещё в Мангазее насмерть разругиваются два главных воеводы, что приводит городское хозяйство в окончательное расстройство. Последний гвоздь в гроб городской жизни загоняет второй тотальный пожар 1642 года. Через двадцать лет цветущий когда-то купеческий центр вымирает, а ещё через десять сын Михаила Романова царь Алексей Михайлович его и вовсе упраздняет, а воинский гарнизон переводит в находящееся на Енисее Туруханское зимовье. Зимовьем, кстати говоря, называли в Сибири малюсенький обнесённый частоколом острог на одну-две избы, который строился для проживания в нём в холодное время года тех, кто собирал ясак с местных жителей, но в тех случаях, когда размеры такой дани были невелики. Между прочим, если такая крепостица строилась на летний период, то она называлась летовьем [748] .

748

Op. cit., стр. 53.

А брошенная всеми красавица разрушается, зарастает, превращается в деревянные развалины, прозванные местными жителями «Тагаревы хард», то есть «Разломанным городом», а в русской памяти становится полузабытой сказкой. Лишь двести лет спустя, в 1862–1863 годах, сюда прибывает наша первая научная экспедиция, которая более или менее точно устанавливает местонахождение исчезнувшей сибирской жемчужины, а в двадцатом веке, уже советскими учёными, проводятся сначала частичные раскопки, а потом и комплексное исследование того, что ещё от неё осталось. Так Мангазея повторила судьбу гомеровской Трои. А мы вернёмся на Енисей.