По зову сердца
Шрифт:
– Читай вслух, – Гребенюк передал листок Юре и лег на хворостяную настилку.
Мурза подошел к Юре и из-за плеча следил за каждой строкой. На днях наши войска, расположенные на подступах Сталинграда, перешли в наступление против немецко-фашистских войск. Наступление началось в двух направлениях: с северо-запада и с юга. Прорвав оборонительную линию противника протяжением тридцать километров на северо-западе (в районе Серафимовича), а на юге от Сталинграда – протяжением в двадцать километров, наши войска за три дня напряженных боев, преодолевая сопротивление противника, продвинулись на шестьдесят и семьдесят километров!
– Дедушка! Ура-а! – воскликнул Юра. – Наши войска заняли город Калач на восточном берегу Дона, станцию Кривомузгинскую, станцию и город Абганерово! Таким образом, обе железные дороги, снабжающие войска противника, расположенные восточнее Дона, оказались прерванными.
В ходе наступления наших войск полностью разгромлены шесть пехотных и одна танковая дивизия противника. Нанесены большие потери семи пехотным, двум танковым и двум моторизированным дивизиям!
Это сообщение настолько сильно взволновало Фомича, что он встал и последние строки еще раз прочитал сам.
– Началось, Лев, великое событие. – И он протянул листок Мурзе. – Читай, дружок, и вникай, какова сила Красной Армии и какова мощь нашего народа. А ты, Юрок, ложись. Смотри, глаза-то какие красные.
– Погоди, дедушка, лягу, дай дочитать. Дедушка, какое страшное зверство, – и Юра, выхватив листок из рук Мурзы, с дрожью в голосе прочитал: – «…Немецкие захватчики сожгли дотла деревни Никитушки, Синяки, Покровское и Маклаково. В деревне Новоселки фашистские изверги сожгли не только дома и другие постройки, но и всех жителей…»
Мурза схватил пилотку и выскочил из шалаша.
– Куда? Стой! – помчался за ним Юра и, догнав, схватил его за локоть.
– Не мешай, малыш. – Мурза освободил руку и торопливо пошагал к командиру. Юра подался за Мурзой.
– Вы ко мне? – Иван Антонович, увидев возбужденное состояние бывшего власовца, прервал инструктаж.
– Так точно, к вам, товарищ командир! – сильное волнение, прозвучавшее в этом коротком ответе Мурзы, повернуло всех к нему. – В Новоселках каратели сожгли людей, – сбивчиво продолжал Мурза… – Кто это сделал, я знаю их звериные рожи… Так пошлите меня в бой и дайте мне возможность искупить вину перед Родиной.
Юра хотел быстро выкрикнуть: «Стойте! Поначалу возьмите с него клятву на верность!» – но произнес другое:
– Меня тоже. Хочу мстить, – хлопнул он по нагану.
Выкрик Юры вызвал у всех удивление, и каждый выразил его вслух: «Ишь ты!», «Вот это парень!»…
– Вот что, друзья, посидите вон там, – показал командир на обсиженный кряж под старой березой.
Вскоре к ним подошел Гребенюк, как раз в то время, когда «Дядя Ваня» пригласил их к себе в шалаш.
Войдя в шалаш, они на пороге замерли – командир читал письмо, взятое у Штыря.
– Вот что вез за пазухой Штырь, – Иван Антонович потряс бумагой, потом протянул руку Мурзе: – Спасибо вам, товарищ, за спасение жизни этих двух советских патриотов. А вам, Иван Фомич, особо за патроны и мины. Что касается вас, Мурза, то мы направим вас в одну из групп, находящуюся на активном направлении. А сейчас мы решили с вашей помощью окружить и уничтожить вашу роту власовцев. Простите, бывшую вашу роту. Так вот, – Иван Антонович разложил на сделанном из жердей столе карту, – рассказывайте и показывайте все, что знаете о расположении роты, ее охране, о подходах… А вы, – обратился он к Гребенюку, – свободны.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Но в этот день план разгрома власовцев осуществить не удалось: из штаба Западного фронта Д.М.Попова пришла радиограмма.
В ней требовалось в сфере действия отряда немедленно организовать разведку расположения и движения противника.
– Что-то важное затевается, – промолвил Иван Антонович. – Так что вы, друзья, – обратился он к командирам и комиссарам, – идите пока к себе, а мы тут с комиссаром и начштабом обдумаем это задание.
Часа два спустя, как ушли разведгруппы, в шалаш «Дяди Вани» влетел Гребенюк. Его свирепое лицо выражало гнев и тревогу.
– Что с вами? Плохо? – Иван Антонович усадил его на чурбак.
– Сбежал, – еле переводя дух, выдавил из себя Фомич.
– Кто? Мурза?
– Никак нет, Юрка, – Фомич смахнул пот с лица. – Притворился, что занемог и за дровами, мол, ехать не может. Ну, я поехал один. Вернулся, а его, подлеца, нет. И в шалаше на веточке вот эта ваша бумага, – он протянул Ивану Антоновичу листовку, – а на ней углем выведено: «Дедушка, не волнуйся. Я ушел с Мурзой». Понимаете вы, с Мурзой! Куда? Эх, если бы он мне сейчас попался под горячую руку, то я ему такого перцу дал, что аж неделю бы сесть не смог. Дорогой Иван Антонович, прикажите его вернуть. Если уж надо его в разведку, то только со мной. Я его в руках держу. А без меня он может такое сотворить, что и ему и разведке конец!
– Да, плохо, – покачал головой Иван Антонович. – Но вы не волнуйтесь. Он пошел в группе Крошки. А тот ему сорваться не даст.
Всю ночь Гребенюк не мог заснуть, ведь первый раз Юра ушел без него. А когда на рассвете ветер, гнавший с востока дождевые тучи, принес глухие звуки канонады, Фомич пуще прежнего разволновался.
А в это время Юра, отдохнув под елью, вместе с Крошкой наблюдал из густого ельника за дорогой. Если ночью по ней прошло в сторону фронта несколько колонн пехоты, артиллерии и обоза, то с рассветом все затихло.
Мурза в своей форме власовца выполнял роль «маяка» – эти места он хорошо знал, – выведал номера частей. Выходило, что 95-я и 78-я пехотные дивизии подтягивали к фронту свои резервы. Вскоре со стороны Алексино появилась группа власовцев с пулеметом и невдалеке стала окапываться. В одного из них Юра впился глазами, стремясь рассмотреть на губе бородавку, и в конце концов не выдержал, сорвался с места и, согнувшись в три погибели, понесся ельником в сторону власовца, да так, что Крошка едва его нагнал и зажал ему рот ладонью.