По зову сердца
Шрифт:
Эти слова отца хлестнули Василия больнее вожжей. Ему хотелось крикнуть: «Отец! Довольно! Прости!» А Назар, грозно глядя сыну в глаза, продолжал: – Ради счастья народа, Родины на все они шли и себя не жалели.
– Все! Назар Иванович, все! – остановил его Илья Семенович. – Он все понял и выполнит твою волю.
Тут Василий схватил руки этого замечательного человека:
– Товарищ! Илья Семенович! Прости меня. Папаня, дорогой мой, прости меня, дурака. Не изгоняй меня из своего сердца. Маменька! Марфуша, простите!.. Я сейчас же уеду.
Искренность Василия и признание им своей вины размягчили сердце Назара. Назар сделал несколько шагов навстречу Василию, схватил его за плечи и по-отечески обнял.
– Разве я тебе, Василий, плохого желаю! А? Только хорошего. Хотя ты и военный, и уже старший лейтенант, как бы сказать – самостоятельный, но я отец и в ответе за тебя. Ну, поезжай к райвоенкому. И прямо ему скажи: «Виноват! Завтра, мол, уезжаю!» Иди!
Василий поклонился всем, нахлобучил ушанку и шагнул к двери, но его остановила Марфуша:
– Вася, погоди, я с тобой.
Она быстро сунула ноги в валенки, надела шубу и платок и ушла вместе с Василием.
– Вот оно как получается, – печально покачал головой Назар. – Дружки у него там не нашей породы – дрянь. А ведь в жисти бывает так – с кем поведешься, от того и наберешься… Ну, горевать довольно. – И Назар крикнул: – Пелагея Гавриловна! Где ты? Сажай гостей за стол.
– Милости просим, – пригласила хозяйка к столу, неся громадную миску с парящими пельменями.
Назар налил всем по чарке.
– Так за что ж, Илья Семенович, мы выпьем?
– За Василия, – подняла стаканчик Пелагея Гавриловна, – чтобы ему… – но осела под грозным взглядом Назара.
Поднялся Илья Семенович.
– Я предлагаю выпить за вас, Назар Иванович, за добрую и прекрасную мать – Пелагею Гавриловну – и за вашу замечательную семью – за сыновей и зятьев – доблестных воинов Советской Армии и Флота.
Из сеней донеслось постукивание валенок. Вошел почтальон.
– Мир дому сему! – Старик стряхнул с шапки снег. – Назар Иванович, вам большая радость – правительственная из Москвы депеша. От самого товарища Сталина!
– От самого Сталина?
– Боже мой, – запричитала Пелагея Гавриловна.
– Тише, мать! – шикнул на нее Назар. – Читай, Прокопыч.
– Дорогой Назар Иванович, – начал почтальон, – от всего сердца благодарю вас за вашу помощь Красной Армии и за боевую доблесть ваших сыновей. Ваш самолет «Назар Русских» передан в тот авиационный полк, где служит ваш сын Никита Назарович. Ему и вручен ваш самолет. Желаю вам, Назар Иванович, доброго здоровья. Сталин.
Назар вышел из-за стола, взял телеграмму и смотрел на нее, жадно вычитывая каждую строку. Илья Семенович в это время раздел Прокопыча. Только после этого Назар спохватился и усадил старика за стол.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
С наступлением зимы гитлеровцы, выполняя строгий приказ Гитлера ржевско-вяземский плацдарм держать во что бы то ни стало, перешли к жесткой обороне. Советские войска тоже прекратили активные действия.
В это время по указанию с Большой земли на главной коммуникации плацдарма, на перепутье Вадино – Дорогобуж, обосновался под именем Петра Кузьмича Кудюмова Михаил Макарович. Сюда же он вывез под видом жены – Веру и свояченицы – Лиду. Устиныо с Наташей оставил у родственницы тетки Ганны, поставив ей задачу установить связь с железнодорожниками Коханова и Заболотья.
С помощью одного падкого до денег чиновника службы тыла ЦГА он открыл для немцев что-то вроде «Каффехауз». Здесь в первой половине можно было обогреться, выпить кружку черного, конечно, суррогатного кофе с сахарином, съесть по бутерброду с кусочком сала.
Во второй – офицерской половине – ассортимент был побогаче. Тут офицерам подавалось кофе с молоком и с сахаром, яичница с салом и, если удастся достать на базаре, то что-нибудь и мясное. А иногда и обогреться русским шнапсом.
Буфет предусмотрительно разделялся надвое глухой перегородкой и выходил на обе половины дома. Кроме этого рядом с кухней Михаил Макарович приспособил небольшую комнатушку для приема местной русской администрации и полицаев. Без этого было нельзя, хотя эти гости почти всегда пили и ели в долг, зачастую его не погашая.
Это предприятие было не столько прибыльно, как полезно. За день хозяева в немецкой болтовне черпали сведения, ночью составляли краткое донесение, а утром Лида (теперь она Зина) шла на базар и там, расплачиваясь, вручала шифрограмму торговке – связной генерала С.И.Иовлева. Он командовал Вадинским партизанским соединением. Там, в его бригаде, обосновался радист Михаила Макаровича.
Затишье на фронте было на руку генералу Шенкендорфу. Воспользовавшись им, он решил раз и навсегда покончить с партизанами, хотя бы в полосе Ржев – Витебск, Вязьма – Смоленск, и перед Новым годом бросил на проческу многотысячные отряды карателей, охранных и полевых частей.
К концу января эта операция закончилась, и все «красные бандиты» и подозреваемые в связях с ними, попавшие в руки карателей, были расстреляны или повешены. Теперь фон Шенкендорф был уверен, что все громадное пространство севернее автострады Москва – Смоленск вплоть до линии фронта очищено от партизан. Сегодня он подпишет об этом специальное донесение. Но явился с докладом начальник штаба.
– В эту ночь, – начал начальник штаба охраны тыла ЦГА, – на дороге, связывающей штабы армии и корпуса, под самым носом дорожной комендатуры, что южнее штаба армии генерала Моделя, бандиты «Дяди Вани» напали на штабные машины, перебили охрану, а офицера, везшего оперативные документы, схватили и увезли. По следу видно – на лыжных санках.
– И куда след ведет? – генерал смотрел на карту, где крестиком было обозначено место этого неожиданного ночного нападения.
– В лес на Караваево. Теперь, экселенц, прошу вас обратить внимание на урочище у Катерюши. Здесь вновь появилась конная группа полковника Курсакова и банда «Родина».
– Что? – грозно взглянул на начштаба фон Шенкендорф. – Ведь только позавчера там не было ни души. Сам Генкель проверял.
– Видимо, не совсем так. – В голосе начштаба звучала ирония. – Эти бандиты налетели внезапно на гарнизоны Никифоровки и Старой Покровки и ушли в Приднепровские леса.