Победа Элинор
Шрифт:
— Слава Богу! — воскликнула мисс де-Креспиньи, — наконец прибыл писарь мистера Лауфорда. Он все уже приведет в порядок, и если окажется какая-нибудь подмена в бумагах любезного дядюшки — при этом она бросила подозрительный взгляд сперва на Ланцелота, потом на Элинор — то я надеюсь, что он тотчас же поймет и объяснит все, как следует. Хоть мы и бедные сироты, не имеющие ни покровителей, ни защитников, но, надеюсь, что найдутся еще добрые люди, которые захотят защищать наши права.
— Кажется, нам не за чем здесь оставаться более, — сказал Монктон. — Готова
— Готова, — отвечала она.
— Ты ничего не хочешь более сказать?
— Ничего.
— Так надевай бурнус и пойдем. Прощайте, мисс Сара, прощайте мисс Лавиния.
Мистер Лэмб, писарь уиндзорского нотариуса входил в комнату, когда выходили оттуда Джильберт Монктон с женой, это был тот самый старик, которого видел Ричард Торнтон в Уиидзоре. Элинор заметила, что он удивился, увидев Ланцелота Дэррелля! Он даже остановился, бросив на него испуганный и вместе с тем любопытный взгляд, но молодой художник даже не взглянул на него.
Глава ХLVI. БЕДНАЯ ЛОРА!
Джильберт Монктон подал руку жене при выходе из залы и помог ей спуститься с крыльца.
— Мне очень хотелось бы, Элинор, чтоб этот документ был найден, — сказал он, — но, конечно, это очень трудно в такую темную ночь. Нетрудно ли тебе дойти до дому?
— Напротив, очень легко.
При этих словах она глубоко вздохнула. Все случившееся сильно расстроило ее, а потеря документа поразила ее как громом. Всякая надежда погибла. Этот гнусный мошенник всегда выворачивался из беды и торжествовал, его мошенничества, как и преступления, всегда увенчивались успехом.
— Сейчас очень уже поздно? — вдруг спросила она.
— Да, поздно, первый час.
В молчании дошли они до дому. Дорога показалась для Элинор гораздо скучнее, хотя она шла не одна, а с мужем, но это потому, что прежде ее поддерживала надежда, а теперь отчаяние грызло ее сердце.
Наконец вот и Толльдэль. Буфетчик дожидался их, других же слуг отправил спать. Даже в эту ночь тревог и неприятностей Монктон старался сохранить благопристойность.
— Мы были в Удлэндсе, — сказал он старому буфетчику, — мистер де-Креспиньи умер.
Монктон был уверен, что отсутствие жены и его самого возбудило удивление в его мирном семейном быту и надеялся этим способом успокоить общее любопытство. Но не успел он сказать, как дверь из гостиной отворилась и влетела Лора.
— Слава тебе, Господи! — кричала она, — наконец вы возвратились. Боже! Сколько я выстрадала сегодня! О Господи! Да какую ж это страшную муку я вынесла, не зная, что и придумать куда вы девались, что случилось! Все ужасы приходили мне в голову.
— Но почему же, милая Лора, вы до сих пор не спите? — спросил Монктон.
— Спать? — воскликнула она, — спать в то время, как у меня голова чуть не лопнет от ужасных предположений? Я уверена, что тому всегда бывает не до сна, у кого голова горит, как у меня всю эту ночь. Я не знала уже что и думать. Во-первых, Элинор ушла ни слова ни кому не сказавши куда и зачем, во-вторых, вы ушли ни слова никому не сказавши куда и зачем, и потом обоих вас я ждала, ждала, целые часы проходили, а вас все не было. А тут я сидела одна-одинешенька, все считала часы и никого не было, чтоб успокоить меня, только один мой Скай не отходил от меня. Нервы мои дошли до такой степени раздражения, что я боялась оглянуться назад и стало мне страшно так, что сам Скай казался мне каким-то адским псом. Ну расскажите же мне, ради Бога, что такое случилось.
— Пойдемте в гостиную, Лора. Я все вам расскажу, только, пожалуйста, не говорите так громко.
Монктон вошел в гостиную, за ним Лора и Элинор. Заботливо затворил он дверь и сел у камина.
— Пять раз подкладывала я угольев в камин, — воскликнула Лора, — но, кажется, все уголья в мире не могли бы меня сохранить от дрожи и ужаса, мне все казалось, что кто-то выходит из-за двери и заглядывает мне через плечо. Если б не было тут Ская, так я, кажется, с ума бы сошла. Что же такое случилось?
— Случилось… — начал было Монктон, но Лора не дала ему договорить.
— О! Не говорите, ради Бога не говорите! Лучше я не буду знать. Я наперед знаю, что вы хотите мне сказать! Лучше всего будет, Элинор, если вы ночь проведете со мною, если не хотите, чтоб я с ума сошла к завтрашнему дню. Неудивительно после этого, что мне все казалось, будто вся комната наполнена привидениями!
— Полно-те дурачиться, Лора! — сказал Монктон с нетерпением. — Вы спрашиваете, что случилось, ну я и скажу вам, что просто мистер де-Кресниньи умер.
— Да, я догадывалась, что гак, именно по вашему виду и голосу: вы так торжественно начали. Но ведь это ужасно! Не то именно, что он умер, вы сами знаете — я мало его знала, да и когда видела его, так он всегда или дремал или ворчал — нет, а то ужасно, что вообще люди умирают, мне все чудится тогда, что покойники входят в комнату ко мне ночью и заглядывают в зеркало через мое плечо, когда я волосы убираю себе на ночь, вот как это бывает в немецких романах.
— Лора!
— О, ради Бога не сердитесь на меня! — воскликнула мисс Мэсон сквозь слезы — Разумеется, тому легко презирать этот суеверный страх, кому даны крепкие нервы. Ведь я и сама была бы рада если б Бог сотворил меня мужчиной, или нотариусом, или кем-нибудь в этом роде, так, чтобы я не была нервозна. Поймите, я совсем не суеверна — о! Я совсем не такой ребенок, я совсем не верю в привидения и не боюсь их, но мне так страшно!
Досада, выразившаяся па лице Монктона, уступила место жалости к этому бедному, слабому ребенку, он должен сказать, что человек, которого он позволял ей называть своим женихом, теперь известен ему как недостойный мошенник! Теперь известен! Нет! Он только оправдывался перед своей совестью, потому что давно, с самого начала это было ему известно и он допустил, что это бедное дитя полюбило Ланцелота Дэррелля! Разрушились ее надежды, погибли и его надежды, и в своем эгоистическом сокрушении он чувствовал сострадание к этой бедной, беспомощной девушке.