Победа любой ценой. Психологическое оружие в теннисе: уроки мастера
Шрифт:
Как-то раз в юности соперник сказал мне во время смены сторон: «Гилберт, ты слишком сильный игрок». Тогда это меня несколько огорошило, потому что я подумал, что делал что-то не так, как нужно. Я немного сдал позиции. Это был превосходный трюк.
Запомните следующее. Большинство матчей, которые вы играете, предназначены строго для удовольствия. Самое лучшее, что вы можете сделать, если кто-то начинает заниматься сомнительными вещами, – вычеркнуть этого человека из списка тех, с кем вы играете. Я упоминаю здесь все эти «нечистые трюки» только для того, чтобы у вас было представление о том, каково приходится на турнире. Возможно, это поможет вам, если вы вдруг столкнетесь с одной из версий подобного мошенничества в ваших матчах, особенно на турнирах, когда
Глава 16. Матч на миллион долларов: битва с Уитоном
Брэдли не был похож на остальных детей и не отличался особыми успехами в школе. Когда он сказал, что собирается поступать в колледж, мы были шокированы. Мы думали, что он рано или поздно найдет работу, может быть, на 3,35 доллара в час, и со временем будет зарабатывать побольше.
Кубок «Большого шлема» в Мюнхене под эгидой Международной теннисной федерации – одно из тех мероприятий, которые показывают, насколько дорогой игрой стал теннис с финансовой точки зрения. Победитель получает два миллиона долларов. Но вот самый удивительный факт. Второй финалист получает миллион долларов! От одной мысли об этом захватывает дух. Это почти все, что удалось заработать Джону Ньюкомбу за всю его карьеру.
Я был приглашен на Кубок «Большого шлема» в 1990 году после того, как Андре Агасси отказался от участия в нем из-за сломанного хряща ребра. Я дошел до полуфинала, где должен был встретиться с Дэвидом Уитоном, теннисистом, которого я до этого победил со счетом 15–13 в марафонском пятом сете, попав тем самым в четвертьфинал Уимблдона. Напряжение перед этим поединком возрастало от того, что победа в нем сулила такие деньги, на которые ни он, ни я никогда еще не играли в своей жизни. Заработав их, победитель мог смело отправляться домой. Победа стоила миллион долларов и давала шанс заработать два миллиона.
Это была кульминационная точка в моей карьере, поскольку вместе с лучшими теннисистами мира я боролся за самый большой приз, который когда-либо присуждался в одном турнире. Ким с моим двухгодовалым сыном Заком приехали вместе со мной, чтобы оказать мне моральную поддержку.
Готовясь психологически к предстоящему матчу в мюнхенском отеле «Хилтон», я прошелся по перечню особенностей игры Уитона. Мощные первая и вторая подачи. Вероятно, самая лучшая вторая подача в современном теннисе. Играя со мной в Уимблдоне, он двадцать три раза подавал навылет. Любит играть в темпе. Не очень хорошо справляется с короткими мячами. Его скорость передвижения по корту не производит особого впечатления, а работа ног иногда дает сбои. Сомнительный удар справа. Часто опаздывает с замахом. Допускает много ошибок при приеме подачи форхендом (в матче со мной он так промахнулся двадцать раз). В тяжелые для себя моменты склонен слишком сильно играть форхенд на приеме подачи – когда он начинает это делать, немного страдает вся остальная его игра.
Еще я знал, что Уитон может выдохнуться. В матче в Уимблдоне у него было преимущество в два сета и два матч-бола, но он не смог ими воспользоваться.
Такова была нарисованная мною картина его тенниса, по крайней мере, ударов и схемы игры. Но больше всего я задумывался о другой стороне его игры – психологической, или эмоциональной. Уитон – очень «прямолинейный» игрок, очень эмоциональный и склонный к конфронтации. Кроме того, в этот период своей карьеры он (в буквальном смысле слова) одевался «в американский флаг», надевая красно-бело-синюю повязку или звездно-полосатую тенниску.
Это раздражало меня, поскольку он, очевидно, пытался создать образ спортсмена, воплощавшего в себе Америку. Я выступал за сборную США на Олимпийских играх и завоевал там бронзовую медаль. Несколько раз меня приглашали войти в сборную на Кубок Дэвиса, и сама мысль о том, что я буду представлять мою страну, вызывала у меня чувство трепета и благоговения. Но при этом я не считал себя воплощением Америки, как не считали себя таковыми и талантливые молодые Чанг, Сампрас, Агасси или Курье. Так что, когда Уитон напяливал одежду расцветки национального флага, это выглядело как рекламный ход. Это выглядело нелепо.
К тому же, я помнил тот трудный матч, который мы сыграли на Уимблдонском турнире. Я знал, что Уитон не сдается, когда начинает отставать. Он бьется до самого конца. Когда на кону была такая огромная сумма, я должен был быть готов ко всему. Как выяснилось впоследствии, этот матч потребовал от меня напряжения всех сил, которые я мог мобилизовать с физической, психологической и эмоциональной сторон.
Джон Макинрой и Джимми Коннорс имели и желание и возможность превратить теннисный матч в сумасшедший дом, в котором только они могли контролировать воцарившийся хаос. Лендл умел медленно, но с чудовищной силой душить своих соперников. Но все, чему я научился, пройдя через эти испытания, пришлось мне как нельзя кстати в самом тяжелом и самом доходном матче моей жизни.
Свыше 14 тысяч фанатов, заполнивших мюнхенский «Олимпиахалле», с явным нетерпением ожидали предстоящего матча. Я мог слышать гул толпы даже в раздевалке. Они хотели увидеть настоящий, серьезный теннис. А то, что им предстояло наблюдать, скорее походило на серьезный бокс. Но это было еще впереди.
За час до матча я все еще пытался сохранить спокойствие, играя с Заком в ложе для спортсменов. Там был установлен автомат для игры в пинбол, с которым мы решили немного позабавиться, просто чтобы убить время. Я дергал за рычаг, а Зак смеялся от восторга, наблюдая за тем, как мячик заставляет зажечься лампочки и приводит в действие звоночки. В какой-то момент я посмотрел вниз и увидел, как он грыз шнурки от моих ботинок. Он явно ни о чем не переживал. Это очень помогало мне сдерживать собственные эмоции.
К сожалению, время, которое мы провели вместе, слишком быстро закончилось. Мне нужно было идти в раздевалку, а Ким и Зак отправились на свои места на трибунах «Олим-пиахалле». Пришла пора зарабатывать деньги на жизнь.
Матчи на Кубок «Большого шлема» проводятся до тех пор, пока один из соперников не выиграет три сета (организаторы заставляют вас отрабатывать эти деньги). Когда мы выходили на корт, я волновался так, как не волновался никогда в своей жизни. Свет казался ярче, а доносившийся с трибун шум – громче, чем на самом деле. Из-за стресса и напряжения казалось, что все происходит слишком быстро. Во время разминки перед матчем я давал напутствия своим ногам и пытался дышать глубже, чтобы успокоить нервы и хоть немного войти в ритм. Это было нелегко. В таких условиях мне раньше никогда не приходилось играть.
«Bitte meine Herren, spielen Sie Tennis» («Господа, начните игру»)
Мы с Уитоном начали играть в привычной для каждого из нас манере, рвали и метали, чтобы заработать очки и выиграть геймы. Я победил в первом сете. Он оказался сильнее во втором.
Третий сет давался тяжело. Его подача заработала и стала особенно мощной. Пару раз он выполнял ее с такой силой, что мяч чуть было не попал в меня. Я ни разу не взял его подачу с первого гейма второго сета и ни разу не сделал этого в третьем сете. Он с легкостью выигрывает свои подачи, а мне каждый раз для этого приходится напрягаться изо всех сил. Мы переходим к тай-брейку, где счет становится 6–6, что приближает нас к концу сета. Я на подаче, это – «определяющее» очко. Если я его беру, то получу сет-бол, а с ним – определенную возможность взять исход поединка под свой контроль. Два очка отделяют меня от счета в сетах 2–1 в мою пользу.