Победа Сердца
Шрифт:
– Однако, в твоих же силах поменять ситуацию к лучшему, – вновь прервал тревогу своего друга водитель.
– Поменять? И каким же это образом?
– Создать что-то новое. Что-то, что может появиться в этом мире только благодаря тебе.
– Благодаря, – протянул Грегори – благодаря мне?.. – в этот момент от простой фразы, брошенной скорее всего только для того, чтобы отвязаться от «загруженного» думами друга, Грегори ощутил тот заряд, тот смысл, который был ему столь жизненно необходим. И эта сила уже заставила вновь волоски на теле подняться в предвкушении нахождения той истории, что была вокруг него, которая только и ждала, пока нерасторопный путешественник схватится за нее и, не выпуская из рук, даст ей проявиться, чтобы в итоге слиться с ней в образ создания того самого «нового», что было не видимо, но существовало в мире с самого его зарождения.
18. – Это ведь так просто! – перевернув целый мир вверх ногами, радостно захохотала девушка, и, будто бы сама став этим смехом, растворилась в бесконечной линии горизонта, которая, казалось и была тем самым символом, тем образом мира, что на самом деле не существовал, являясь лишь совокупностью чего-то отличного от него самого, но неизменно представляющий из себя ту самую разграничивающую черту, что и заставляла видимый мир проявляться в своем бесконечно едином многообразии форм и смыслов.
– И что же ты делаешь? – размокнув глаза и дав миру вновь найти свое воплощение в отдельном от единой сущности материи, улыбнулась девушка, глядя на своего дорогого сердцу друга.
– Поймал тебя, дорогуша, – улыбнулся юноша, что уверенно, но в то же время очень аккуратно держал в руках стройный стан своей полуобнаженной подруги, стоя на двух толстых ветках белоснежного дерева, чья крона была покрыта лиловым мхом.
– А стоило ли это делать? – улыбнулась она, – может я хотела немного полетать?
– Тогда стоило бы сначала попробовать… – начал свое объяснение «ловитель» под впившимся в него пронзительным вниманием двух огромных лиловых глаз, – этот полет ласточки…
– Не ласточки, о, нет, мой дорогой, – отрицательно завертела головой девушка, – а бабочки, – томно произнесла спутница, грациозно расправив свои руки в стороны, как будто это были самые настоящие, переливающиеся в свете утренней звезды сотнями оттенков крылья самого прекрасного существа на свете.
– Пусть так, пусть и бабочки, любимая. Но, тем не менее, такие эксперименты стоит проводить сначала в более… ммм… безопасных условиях.
– А тут разве не безопасно? – снова буквально впившись огромными лиловыми глазками в своего любимого, вкрадчиво произнесла девушка.
Юноша, глядя в лицо девушки и ощущая руками тепло ее тела, одновременно с тем вдыхая ее чудесный аромат кожи, знал уже наперед, чем закончится этот разговор, но все же решил подыграть и не нарушать ход этой игры, что уже давно велась между ними двоими.
– Нет же, со мной тебе никогда не будет угрожать никакая опасность, я защищу тебя от любой напасти, я обещаю тебе!
– Честно-честно? – чуть втянув голову в плечи, переспросила девушка.
– Да, – мягко улыбнулся молодой человек, наклонившись к девушке, чтобы поцеловать ее, но та, резким движением оттолкнувшись от его груди и выскользнув из его рук, понеслась вниз кометой, что ударилась пламенем огня о почву, которая тут же начала кристаллизоваться, покрываясь черными минералами, что стали разрезать на части землю, а затем также быстро начиная плавиться под воздействием тепла, которое только что преобразовало их.
Когда они растопились, превратившись в абсолютно гладкую поверхность полной черноты, ее поверхности коснулся парящий уголек, которой был единственным, что осталось от упавшей звезды, которая, едва коснувшись поверхности, заставила ее пойти кругами, что стали расходиться во все стороны и, встречаясь где-то там, на расстояниях, которые были недоступны обычному восприятию, взметнулись вверх. Капли этого вещества, что стали переливаться разными цветами под воздействием света этого маленького, но чрезвычайно яркого уголька, осветили гигантский дикий островок, на котором уже рисовал фигуры этот самый неприметный на первый взгляд огонек. Он оставлял за собой яркий, пылающий тысячами оттенков свет, как будто какой-то невидимый художник, а, возможно, и сам творец жизни раскрашивал чистый холст мироздания своей волшебной краской, используя трансформирующуюся кисть, после которой оcтавались замысловатые линии, что, переливаясь, стали оживать, благодаря энергии краски, которая, безусловно, была живой и помогала своему творцу. Она начинала сама, разливаясь, заполнять холст жизни, слой за слоем усложняя структуру конечной картины, очередного бессмертного творения своего невидимого художника, который более уже не существовал как таковой, но был процессом, был красками и был холстом, и, конечно, был самой картиной, которая проявлялась на этом холсте, в надежде в конце запечатлеть и тем самым понять самого себя.
И вот уже образ, что был отправной точкой всего, разделился надвое, и теперь две точки, переплетаясь и играя друг с другом в самозабвенные любовные шарады, уже утонули в чувствах другу к другу, не обращая никакого внимания на условия мира, который рождался вокруг, исключительно благодаря их чарующему присутствию, размывая все границы и все краски мира на одно самое малое мгновение, что и было всем возможным потенциалом. Следовало лишь вырваться за пределы холста, чтобы снова узнать себя тем художником этой бесконечной самописной картины, где два божества вечно любили друг друга, искренней благодатью соединяясь вновь и вновь в тысячах образах, которые без устали рисовал наблюдатель только для того, чтобы в один прекрасный момент понять, что он ничем не отличался от них двоих, двух волшебных демиургов, которые на самом деле были лишь краской, что родилась от желания творца к творческому самопознанию, от неудержимого импульса тысячью способами и миллионами техник выразить все грани драгоценного алмаза своего Сердца.
19. Лежа в постели, Виктория наблюдала за тем, как свет, проходя сквозь разноцветные грани драгоценного камня ночника, освещает комнату, что превратилась в целую вселенную, которая своим мистическим величием наполняла ум девушки. Она медленно, в такт дыхания своего любовника, то поднималась, то опускалась своим умом на бесконечных просторах волн жизни, и ритм этот был нерушимым доказательством того процесса, той игры, в которой она была вечной участницей, что, однако, нисколько ее не смущало, но, напротив, раззадоривало продолжать это великолепное представление жизни.
В какой-то момент ей даже показалось, что тот мир, который она наблюдала снаружи, находился на самом деле внутри нее, но, поскольку по такой логике не было внешнего пространства, где обитало ее тело, то значит не могло быть и внутреннего, поскольку пропадал тот чудесный объект наслаждений – ее тело, что создавал чудесным инструментом – мозгом, эту невидимую стену между тем, что она переживала и тем, на что реагировала извне, и в данный момент это условное разграничение было разбито вдребезги.