Победить любой ценой
Шрифт:
Могут ли считаться людьми те, кто сдал чеченцам оружие и бронетехнику в начале девяностых?! Западные издания любят изображать «чехов» эдакими гордыми, воинственными и при этом полунищими повстанцами, сражающимися за свободу и независимость. Дескать, с кинжалами бросаются на танки, из двустволок подбивают вертолеты. А у чеченцев на момент начала войны имелись хорошо отлаженная разведка, спецназ, бронемашины и танковые подразделения, установки «Град». Имелась и авиация. Целых четыре аэродрома. И вся эта техника обслуживалась грамотными людьми. В нашей же Советской тире Российской армии подготовленными. Были, конечно, наемники (преимущественно с Украины), были инструктора-«афганцы», но они погоды не делали… Помните парад дудаевской армии? Его по всем телеканалам транслировали: мощные колонны по четыре человека, подтянутые рослые ребята, одетые в офицерскую форму советского образца. За ними милицейская колонна, все милиционеры как на подбор, опять же в советской форме и при советских же медалях-орденах. В руках «калашниковы», шаг печатается четко, точно рота почетного караула шагает. Никаких бородачей-хоттабов-арабов, никакой уголовщины
Но сегодня у меня враг конкретный и неоспоримый – наркомафия. Мы почти у них в руках, но капитуляцию подписывать рано. Десантник не спрашивает: «Сколько врагов?» Десантник спрашивает: «Где они?» Сейчас они находились прямо передо мною, всего в нескольких сантиметрах.
– Будем решать, как нам вместе выйти из создавшегося положения? – спросил меня Виталий Андреевич. И тут же добавил ничуть не изменившимся голосом: – Ты понимаешь, что я могу раздавить вас всех как козявок?
– Что же не давите? – без усмешки, как ни в чем не бывало отозвался я.
– Ну, во-первых… Не поверишь, жалею вас. А во-вторых, исхожу из во-первых. Мне кажется, мы должны сотрудничать. У тебя есть квартира, Вечер?
– А то вы не знаете…
– Я знаю, что у подполковника ВДВ, орденоносца и участника боевых действий нет ничего. Так тебя оценила Родина.
– Вы, стало быть, оцените дороже? – в той же спокойной манере интересовался я.
– Ну уж не в пример.
– Вам нужно, чтобы мы доставили в Москву фальшивого Абу Салиха? – спросил я.
– К сожалению, Артема больше нет, – покачал головой Виталий Андреевич.
– Предавший раз будет предавать и дальше, – заметил Филипп Филиппыч.
– Стало быть, жалеть нечего, – согласился я и тут же внес собственное предложение: – Может, тогда доставим в Москву настоящего Эль-Абу Салиха?
– Так шутят в ящике на «смехопилораме», – жестко отозвался Виталий Андреевич.
Он хотел добавить что-то еще, но в помещение вошел отлучавшийся на некоторое время Горлач. Он положил перед Виталием Андреевичем бумагу, на которой было написано всего несколько слов. Виталий Андреевич тут же изменился в лице. Переглянулся с Филиппычем, который сохранял спокойствие.
– Вот так вот… получилось, – развел руками смущенный Горлач.
– Сейчас поговорим, – несколько упавшим голосом произнес Виталий Андреевич и тут же вернулся ко мне: – Твоя шутка мне не понравилась. Филиппыч проводит тебя к… Одним словом, тебе объяснят, чего стоят шутки.
Филиппыч, а также двое казачков препроводили меня в помещение, похожее на спортивный зал для занятий игровыми видами. За мной наглухо закрылась дверь, и я сделал пару шагов вперед. Никого не было. Таким образом прошло
– Здравствуй, уважаемый, – только и оставалось произнести мне.
– Десантники довершили бы дело, начатое Булышевым! Далее пошли бы репортажи (в том числе твои, кретин!), а также поздравления, награждения. А потом на место Булышева должен был встать наш верный человек, майор-подполковник-полковник Игорь Середа. Через короткое время он неминуемо занял бы место Сладкова. Обязательно занял!
Впервые Горлач видел человека, именуемого Стекольщиком, в такой ярости. Впрочем, и немудрено. С гибелью Середы рушились его дальние стратегические планы.
– Он пытался бежать, – повторил Горлач слова, сказанные чеченцем, убившим Игоря. – Схватился за автомат, хотел убить охранника!
– Нить к Сладкову оборвана, – чуть сдержаннее произнес Стекольщик. – А я ведь так ценил тебя, Николай!
Горлач почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. «Ценил»! Никакие былые заслуги не спасут теперь подполковника-журналиста. Стекольщик действительно ЦЕНИЛ Горлача без всяких кавычек. Ценил до недавнего часа, ценил почти десять лет.
Аккурат за год до распада Советского Союза Горлач успел закончить факультет журналистики Львовского военно-политического училища. Помимо журналистской профессии лейтенант имел дополнительную (сугубо армейскую) специальность – спецпропагандиста, владеющего методами информационной войны. Пару лет он отработал в гарнизонном еженедельнике, пописывал пустые статейки о боевых буднях артиллерийской батареи, но потом Николаю Петровичу сказочно повезло. Он оказался в пресс-службе одного из заместителей министра обороны. Поначалу Горлач считал это случайным везением, но вскоре догадался, что все эти годы (начиная с выпуска из училища) за его спиной незримо присутствовала сильная влиятельная фигура. Это само по себе немало льстило самолюбивому характеру Николая. Влиятельной фигурой оказался, разумеется, Стекольщик.
– Я давно наблюдаю за тобой, и мне нужен именно такой человек, – прямо сообщил Стекольщик во время их первой встречи.
– Чем же я удостоился такой чести? – с легкой иронией поинтересовался Горлач.
Он вообще был ироничным человеком и всегда старался соблюсти дистанцию.
– Во-первых, ты умеешь писать. А также анализировать и обобщать. Но главное – ты умеешь добыть материал и интересно подать его. Это видно даже по твоим откровенно конъюнктурным артиллерийским заметкам.
Горлач был польщен. С тех пор он был всегда на подхвате у Стекольщика. При этом входил в ближний круг высшего генералитета, также освещая в различных изданиях проблемы авиационного спорта. Самый же главный успех Горлача был в том, что он сумел выкачивать информацию из суперзасекреченного управления генерала Сладкова. Николай самостоятельно вышел на Середу, изучил его характер и привычки, а затем (не без помощи Стекольщика) сумел сделать так, что оба они оказались в одном купе. Поначалу Игорь был сдержан и молчалив. Но, узнав, что перед ним военный журналист, стал потихоньку развязывать язык. Потом на столике купе появилась бутылка, и к двенадцати ночи Николай и Игорь были приятелями неразлейвода. Николай доверительно сообщил Середе, что давно собирается написать цикл статей о борьбе с международной наркомафией. Тут Середа не выдержал и предложил свои услуги. С тех пор они стали встречаться, и Николай ненавязчиво выведывал у Середы самые различные сведения. Середа был неглуп, но тщеславен и болтлив. Пару раз Николай встречался лично с генералом Сладковым, прямо в его кабинете. И даже напечатал интервью с ним в одном из армейских журналов. Разумеется, изменив фамилию и должность. На этом генерал прекратил контакты с пишущим подполковником и рекомендовал Середе сделать то же самое. Но рекомендация не приказ, тем более что для Середы Горлач был своим служивым парнем, искренне желающим совместно решать проблемы борьбы с наркомафией. Втайне Середа надеялся, что в своих будущих публикациях подполковник Горлач отразит как-нибудь и роль его, Середы. Пусть под измененной фамилией. Такая публикация может дойти до высшего руководства ФСБ! Здоровый карьеризм был присущ молодому оперативнику, и он не видел в этом ничего плохого. Не видел в этом ничего плохого и его начальник. Тем более что Игорь Середа был исполнителен, дисциплинирован и имел хорошую оперативную хватку. Стекольщик дал «добро» на открытую вербовку Середы. Пусть даже с применением некоторых «деликатных приемов». Свой человек в ведомстве Сладкова был необходим как воздух. И сделал этого человека не кто иной, как скромный военный журналист Николай Горлач. Теперь же все пошло прахом. Гибель Середы никак и никем не планировалась.
Между тем Стекольщик достал пистолет и направил его прямо в голову Горлача.
– Даю тебе пять часов, Николай, – услышал Горлач спокойный, ровный голос Стекольщика. – За это время ты должен будешь придумать, как мы сможем использовать гибель Середы, нашего актера и имеющихся в наших руках бойцов ВДВ для дальнейших действий по нейтрализации Сладкова и создания нашего картеля.
Стекольщик опустил оружие, и Горлач почувствовал некоторое облегчение. Да, он умен, он отличный аналитик и психолог. Не случайно Стекольщик дарует ему временное прощение. Он непременно придумает, как… О, он, кажется, почти придумал!