Победителей не судят
Шрифт:
Наш старший офицер, уинг командор Кларк велел принести перо и бумагу. Я тут же написал своему кузену — он тоже летчик нашей авиагруппы — и попросил его выполнить мое поручение. Кларк выразил надежду, что письма такого рода не должны вызвать подозрений у немецкой лагерной цензуры, так что через полтора-два месяца все выяснится.
— Когда это было? — спросил Шеллен.
— Четыре недели назад. Но это не все. В тот же день я подкараулил Осмерта и сказал, что его вранье насчет карточных долгов далеко не главное. За ним числится кое-что и покруче, и я располагаю доказательствами, чтобы отправить его за это на виселицу. Насчет доказательств я, конечно, блефовал, но по его роже понял, что попал в точку. Он что-то там проблеял, а я повернулся и ушел. А после налетов на Дрезден этот лодырь и прохиндей одним из первых записался в трудовой отряд. Ясное дело — он попросту решил смыться. Куда угодно, только подальше от меня. Если письмо с подтверждением моих слов о карточном долге придет, а его, Осмерта, рядом не окажется, то, как говорится, засуньте вашу бумажку куда подальше. Поэтому я последовал за ним сюда.
— А как думаешь, Осмерт поверил, что ты сможешь что-то доказать про тот случай с краном? — спросил Алекс.
— Сейчас он, конечно, уже все обмозговал, успокоился и уверен, что опасаться нечего.
Впоследствии Алекс неоднократно вспоминал этот разговор. Если бы он мог тогда хоть как-то предвидеть, какие последствия для его друга будет иметь эта история уже в ближайшие дни…
На следующий день Алекса откомандировали в базовый филиал под Радебойлем. Нужно было отсортировать и привезти почту, какие-то лекарства и что-то еще. Прошел слух, что привезли двойную, а то и тройную порцию посылок, причем из Аргентины. Последнее уточнение придавало слуху большую достоверность. Шеллен, как свободно говорящий по-немецки, был придан в помощь заместителю Гловера, сухопарому, неразговорчивому офицеру по фамилии Скотт, находившемуся в плену уже более двух лет. С ними были охранник и двое незнакомых унтер-офицеров, ехавших в том же направлении по своим делам.
Большую половину дня Алекс с остальными сначала трясся в автобусе, потом шел пешком по автобану, асфальтовое полотно которого местами было разорвано, так что то и дело приходилось, увязая в раскисшей почве, обходить воронки. Затем они снова ехали на попутном грузовике, устроившись на мотках каких-то кабелей или шлангов. Из разговора немцев он узнал, что англичане бомбили Хемниц, но город, прикрытый низкими тучами, почти не пострадал. Алекс попытался завязать с ними разговор, но один из унтеров вдруг вытащил из кобуры пистолет и направил его прямо в лоб пленного. Он что-то сказал про английских свиней и про то, что, если сейчас в небе появится хоть один вражеский самолет, он пристрелит обоих англичан (то бишь тех самых свиней) при попытке к бегству.
В лагере и в самом деле оказалось несколько тысяч человек. Большая партия пришла буквально пару часов назад и за неимением крыши над головой расположилась на скамейках возле футбольного поля. Переговорив с некоторыми из «местных», Алекс понял, что тайные надежды «дрезденцев» на аргентинские (а равно и на все прочие) посылки не оправдались. Здесь было еще голоднее. Все лагерные магазины, кроме одного, закрылись, а тот, что работал, имел в своем ассортименте низкосортное потрескавшееся мыло да заплесневевшие немецкие сигареты. Не лучше обстояло дело и с лекарствами. Подвезли, правда, какой-то дезинфицирующий раствор. Прямо в десятилитровых канистрах из-под бензина. Что же касается почты, то ее было много. Она пылилась целыми тюками в почтовом пакгаузе, заваленном пустыми коробками.
— Ищите своих, — сказал ответственный за получение и раздачу почтовых отправлений пожилой человек со связкой ключей на поясе. — Только все это старые. Адресат либо выбыл еще до их получения, либо и вовсе никогда здесь не значился. Если повезет, после войны отправим все в Англию, пускай там разбираются.
— Где же самая свежая почта? — спросил Скотт.
— Писем не было уже более месяца, — ответил пленный почтмейстер, — газеты изредка к нам попадают, но… сами понимаете…
Испросив разрешения, летчики заночевали тут же в почтовом сарае, укрывшись какими-то мешками. Шеллен долго не мог уснуть, обдумывая услышанное от немцев-попутчиков о Хемнице. Неужели и этот, второй после Дрездена город Саксонии ждет участь ее столицы. На этот раз повезло, но Хемниц включен в список приоритетных целей, а это значит, что, как только позволит погода, его обязательно атакуют. Еще не было ни одного случая, чтобы бомбардировочное командование отступилось от намеченного.
Чтобы не возвращаться совсем уже с пустыми руками, Скотт и Шеллен выпросили три десятка книг из лагерной библиотеки. Незаметно Алекс засунул в свою связку две книжки на немецком: Шиллер и сборник рассказов, описывающих подвиги немецких воздушных асов.
Вечером 6 марта они вернулись в Дрезден. Здесь Алекса ждала потрясшая его новость: Каспера Уолберга уличили в мародерстве. Немцы устроили обыск прямо на развалинах и вытащили из-за обшлага его куртки крупную денежную купюру. Каспера тут же увели.
Гловер пригласил Шеллена в свой закуток и прикрыл дверь.
— Вы ведь друзья? Вам что-нибудь известно? — спросил он, откинувшись на спинку стула.
— Сэр, это не он, — растерянно пробормотал Алекс.
— Что не он?
— Не он взял деньги.
— Вы хотите сказать, что их ему подложили?
— Не знаю, но Каспер не собирался бежать и вообще не замышлял ничего такого, на что могли понадобиться деньги. Да и от меня он не стал бы скрывать.
— Но вас вчера не было.
— А когда был обыск? — спросил Алекс.
— Почти сразу, как мы пришли на место работ… где-то около десяти.
— Вот видите! Значит, деньги он мог найти только накануне, то есть четвертого, но тогда он бы обязательно мне сказал.
Гловер молчал, что-то обдумывая.
— Что же делать? — спросил Шеллен. — Ведь его расстреляют. Нужно провести расследование. Необходимо связаться со Смарфитом…
— Смарфит в курсе, а расследование проведут без нас, — проворчал Гловер.
— Хардисон говорил, что комендант лагеря хороший человек. Нужно сообщить в Радебойль…
Флайт лейтенант раздраженно качнул головой:
— Не говорите чепухи. В такой ситуации комендант, каким бы расхорошим он ни был, не смог бы отстоять и собственного сына. Буквально три дня назад они расстреляли своего унтер-офицера за несколько обручальных колечек, а тут сто рейхсмарок…
— Сто? — Алекс вдруг напрягся, пристально посмотрев на командира. — Погодите… одной купюрой?
— Да, а что? — Гловер, в свою очередь, тоже внимательно посмотрел в глаза офицера. — Вам все-таки что-то известно, Шеллен?
— Сэр, вы лично видели эти деньги?
— Разумеется! «Хорьки» тыкали бумажкой мне прямо в лицо.
— Как выглядела купюра?… Подождите… сэр, постарайтесь вспомнить…
Макс Гловер хотел было уже вспылить, но почувствовал, что Шеллен задает свои вопросы неспроста. Он задумался.
— Такая серая… почти новая… с одного края немного обожжена…
— Вот! — едва не закричал Алекс. — Уголки обгорели, причем немного, что означает, что банкнота находилась в одной толстой пачке. Сэр, нужно немедленно позвать сюда Осмерта!