Победителей не судят
Шрифт:
Ухалов заранее открыл дверь, и Касьянин, едва выйдя из лифта, сразу ощутил запах жареной колбасы. Да, жареная колбаса была обычной закуской Ухалова. К ней обычно прилагались свежие помидоры, моченый перец нечеловеческой остроты и...
И все.
Так было и на этот раз.
Касьянин вошел, тщательно запер за собой дверь — с некоторых пор он во всем проявлял повышенную осторожность. И дверь потянул на себя не просто до щелчка, а еще и опустил кнопку замка, чтобы снаружи никто не мог войти, даже имея ключ.
Рюмки на столе действительно были запотевшими. Ухалов внес тарелку с колбасой, поставил ее на журнальный столик, сам упал в кресло и освобожденно вздохнул.
— Давай, старик! Давай! Все внутри пылает, все внутри горит!
— Марина спросила, по какому поводу встреча.
— Скажи своей Марине... Скажи своей Марине... Ты меня, конечно, старик, извини... Но твоя жена дура. Ты не обижаешься?
— Будем живы! — Касьянин поднял рюмку.
— Будем, старик, будем! — Ухалов выпил довольно объемистую стопку одним глотком, посидел неподвижно, привыкая к водке внутри себя, бросил в рот ломтик помидора и лишь после этого взглянул на гостя ясно и счастливо. — Представляешь, приезжает девица ко мне домой, привозит водку, вот эту самую, — он показал на бутылку российской «Смирновской», — и коробку каких-то отвратительных конфет. И говорит таковы слова... Я, говорит, приехала на такси, там водитель ждет, счетчик работает, поэтому вы, дорогой Михаил Александрович, это она меня так назвала, напишите мне быстренько рекомендацию в Союз писателей... Вот у меня книжечка вышла... И вручает мне книжечку... На обложке голая баба с совершенно бесстыдным взглядом. Какие-то эротические наставления.
Глядя на девицу, я сразу понял, что ее советам можно верить, поскольку все она испытала на собственной шкуре.
— И на шкуре все отразилось?
— Не все, конечно... Но синяк под глазом у нее был... Припудрен, правда, — Ухалов снова наполнил рюмки. — Честно говоря, в этой книге рекомендации не только эротического характера... Трупы, убийства, купания в ледяном водопаде, постельные дела... Тонкая эротика, переходящая в крутую порнографию с элементами садизма и мазохизма. Представляешь? Она решила, что это и есть настоящая художественная литература! Дожили!
— Дал рекомендацию? — спросил Касьянин.
— Держи карман шире!
— Но водку взял?
— А водку взял! — твердо сказал Ухалов. — От водки грех отказываться.
— И конфеты взял?
— Старик, я и книжку взял! Пообещал внимательно прочитать, ознакомиться...
Не могу же я столь ответственные рекомендации принимать на веру!
— Мне кажется, она должна помочь тебе углубленно ознакомиться с ее наставлениями, — заметил Касьянин серьезно и даже с некоторой озабоченностью. — Ты об этом с ней договорился?
— Обещала, — кивнул Ухалов. — Давай, старик, выпьем за твои творческие успехи!
— Какие? — удивился Касьянин.
— Я, между прочим, уже купил завтрашний номер твоей газеты! Да! И читал статью о кошмарном преступлении, которое совершено на нашем с тобой пустыре!
— А! — Касьянин махнул рукой. — Статья! Скажите, пожалуйста! У нас это называется информушка.
— Будет продолжение? — спросил Ухалов, и вопрос этот прозвучал не столь беззаботно, как предыдущие слова. Как-то иначе он прозвучал, напряженнее, что ли, заинтересованнее. И Касьянин сразу уловил перемену в его тоне.
— Если у следствия будут успехи, почему же... Напишу продолжение. Редактор сам предложил.
— Будем живы, старик! — Ухалов сделался беззаботным и куражливым.
— Во всяком случае, постараемся, — согласился Касьянин.
— Тебе понравилась колбаса?
— Отличная! Марине подобное недоступно.
— Могу открыть секрет... Все дело, старик, в том, что колбасу нужно не подогревать, а именно поджаривать! До корочки! С двух сторон! При этом из нее выжаривается отвратный жир, выпаривается отвратная вода, и колбаса становится съедобной! А с моченым перчиком, да под хорошую водку, да в приятной компании с надежным другом...
— Я понял, — кивнул Касьянин.
— Кстати... Как тебе мой подарочек?
— Какой подарочек? — Касьянин поднял голову и взглянул на Ухалова трезво и жестко.
— Ну как... Который я тебе подарил, — растерянно пробормотал Ухалов, вытирая рот подвернувшейся салфеткой. — Совсем недавно...
— Не помню, — твердо сказал Касьянин.
— Ну как же, Илюша...
— Ничего ты мне не дарил, — холодно, медленно, с нажимом проговорил Касьянин.
— А этот... револьвер?
— Какой револьвер?
— Ну как... Черный... Шестизарядный...
— Ты что-то путаешь, Миша. Тебе просто показалось, приснилось, привиделось... Не надо мне пудрить мозги. И себе тоже не надо. Понял? Миша, ты меня понял? Не было никакого подарка, просто не было. Забудь. Встречаешься с полоумными мазохистками, вот и довел себя... Так нельзя.
— Ты хочешь сказать... — Ухалов замолчал, совершенно сбитый с толку. Но что-то начало до него доходить, что-то он начал понимать. — Ты хочешь сказать...
— Да.
— Так, — Ухалов ошарашенно обвел глазами стол и не нашел ничего лучшего, как снова наполнить рюмки. — Не возражаешь?
— Не возражаю.
— Закуска еще есть...
— Давай... Пока водка не нагрелась, пока колбаса не остыла, пока мы с тобой живы и здоровы.
— Илья... Ты меня, конечно, извини... Такой вот вопрос созрел... Ты позволяешь мне думать все, что подумается?
— Да... Если ты будешь только думать, но ничего не станешь болтать, — последние слова прозвучали почти просьбой, и Ухалов это услышал.
— Конечно, Илюша... Само собой разумеется. Давай, Илюша, выпьем... За что бы нам выпить, а?
— Будем живы, — Касьянин поднял рюмку, чокнулся с Ухаловым и, не глядя на него, выпил. Осторожно поставив рюмку на стол, он так и остался сидеть, неподвижно уставившись в стол.
— Ты зажуй перчиком-то, — напомнил Ухалов. — Перчик, он все поставит на место.
— Спасибо, — кивнул Касьянин.
Некоторое время друзья сидели молча, изредка взглядывая друг на друга и в то же время стараясь не встретиться взглядами. За это время кончилась колбаса, кончились помидоры, да и водка тоже кончилась. Ухалов несколько раз порывался что-то сказать, но каждый раз, уже набрав воздуха, медленно выдыхал его из себя, стараясь сделать это потише, чтобы выдох не прозвучал тяжким вздохом.