Победители чудовищ
Шрифт:
— У тебя по-прежнему текут слюни! — сказал голос. — Ты бы попробовал рот закрыть. Говорят, помогает.
Халли наконец очнулся, закашлялся, вытер подбородок и попытался сесть — последнее оказалось не так-то просто, потому что все тело ныло и зудело и каждая мышца болела по-своему. Некоторые суставы вообще отказывались двигаться. Приняв вертикальное положение, он обернулся и увидел Ауд, дочь Ульвара, невозмутимо восседающую на балке и взирающую на его мучения. На ней было синее платье, несколько мятое. На подоле темнели сырые пятна — видно, он волочился по росе. Ее светлые волосы были зачесаны назад и небрежно заплетены в косу.
— Привет, беглец! — сказала она и улыбнулась.
Халли смотрел на нее. Он чувствовал, что лицо у него разбито и опухло. Он потер его руками.
— А солнце где? — спросил он. Голос звучал хрипло и неровно.
— Только-только поднялось над морем. Сейчас еще совсем рано, но я все-таки решила тебя проведать. И правильно сделала, а то кто-нибудь прошел бы мимо и услыхал, как ты храпишь.
— А что, я храпел?
— Как кабан на солнцепеке: сеновал трясся, птицы разлетались, с потолка сыпалась пыль, и так далее. Даже удивительно, как крыша не рухнула.
Она смерила его сочувственным взглядом.
— Ты как вообще?
— Ну, не так чтобы…
— Да уж, выглядишь ты просто кошмарно. Вчера я тебя не разглядела как следует, потому что уже стемнело, но знаешь, Халли, рожа у тебя — краше в гроб кладут! И одежда вся рваная. Я даже не буду спрашивать, что это за пятна у тебя на чулках. Подумать только, а я ведь вчера позволила тебе прижаться к моему плащу! Ничего не поделаешь, придется его спалить. Ой, а твои бедные ноги! Сбиты, изодраны… Честно говоря, Халли, я еще никогда не видела, чтобы потомок Основателя выглядел так, как ты. Могу поручиться, что такого в истории долины еще не бывало! Думаю, что некоторые трупы, лежащие в курганах, и то в лучшем состоянии.
Она перевела дух. Халли подытожил:
— Ну да, если не считать всего этого, то я в полном порядке, спасибо, что спросила.
— Ты небось есть хочешь?
Голод терзал его изнутри, точно острый нож: он не ел с тех пор, как был в чертоге Хакона, то есть больше полутора суток.
— Да, пожалуйста, если у тебя есть что-нибудь!
Она небрежно указала на здоровенный мешок, лежащий на сене рядом с ней.
— Вот, там еда. Хлеб, пиво, пироги, мяса немножко. Я вчера вечером после ужина совершила налет на кухню. В кожаной бутылке — ивовый отвар, снимающий боли. Угощайся.
Халли стрелой преодолел расстояние, отделяющее его от еды, и наклонился над мешком. Ауд, дочь Ульвара, взвизгнула:
— Дух Арне!
Халли, успевший набить рот пирогом, поднял голову.
— Ты извини. Я просто ужасно голоден…
— Да нет. Я просто раньше не видела, насколько драная эта твоя туника!
— Ой!
Халли поспешно поправил одежду, не переставая жевать. Ивовый отвар, как и ожидалось, оказался ужасно горьким. Пиво и пироги были куда вкуснее. Он только теперь полностью осознал, насколько хочет есть и пить.
Ауд отодвинулась на безопасное расстояние.
— Это все равно что свиней кормить! Слушай, я пошла. Попробую раздобыть что-нибудь из старых папиных вещей. Они тебе, конечно, будут велики, но зато забавно будет поглядеть, как ты их примеряешь. Я сейчас вернусь. Сиди здесь!
Халли поднял голову. С губ у него сыпались крошки.
— Ауд, я… я ведь так и не поблагодарил тебя. Это было очень… Ну, я даже не знаю, как мне…
Она подошла к люку, из которого торчала приставная лестница, и грациозно спрыгнула на верхнюю ступеньку, взмахнув длинной косой.
— Да ладно тебе! Все-таки не каждый день приходится укрывать у себя в сарае настоящего изгоя! Это большая честь для меня. Опять же, прошлой ночью ты буквально стоял на коленях и клялся, что будешь моим вечным должником — помнишь? Не могла же я упустить такой случай, верно? Придется мне позаботиться о том, чтобы ты остался жив. Да, кстати: наружу не высовывайся. Я слышала, как к Дому подъехали лошади, как раз когда я выходила с черного хода. Может, оно и ничего, но я для начала лучше пойду и узнаю, что происходит. А потом вернусь, чтобы услышать все в твоем изложении. Я хочу знать дело во всех подробностях. Так что ешь давай, набирайся сил!
Девочка подмигнула ему и махнула рукой. Свет из открытой двери сарая озарил ее лицо, перед тем как она исчезла из виду. Халли снова занялся содержимым мешка.
Он ел до тех пор, пока живот не заболел, а потом стал ждать возвращения Ауд. В дальнем углу сеновала было место, где соломенная крыша провалилась и на сене лежал узкий овал солнечного света. Халли подобрался к дыре и выглянул наружу. Он увидел огороды, сжатые осенние поля, невысокие ограды, опушку леса Арнессонов. Просунув голову в дыру и вытянув шею, он мог разглядеть часть построек Дома слева от него — длинных, невысоких, с красными крышами, — отдаленные хижины и одинокие деревья. Все выглядело мирным, славным, обыденным — он чувствовал себя здесь абсолютно чужим. Халли резко втянул голову внутрь.
Он отошел от дыры и уселся в противоположном конце сеновала, где царил густой буроватый сумрак. До него не раз доносились голоса людей из Дома Арне, идущих куда-то по своим делам. Он слышал, как мимо проходили женщины, негромко пересмеиваясь; их голоса вдруг отчего-то напомнили ему о матери. Он слышал и мужские голоса, но они были слишком далеко, чтобы разобрать, о чем говорят. Один раз мимо сарая стремительно простучали копыта.
Все эти звуки влетали ему в одно ухо и вылетали в другое; Халли не двигался, просто сидел, глядя в никуда. Благодаря ивовому отвару боли в теле приутихли, но онемение не прошло. Набив брюхо, он ощутил внутри пустоту — она была вызвана не недостатком пищи, а отсутствием каких бы то ни было эмоций. Гнев, ненависть, горе, страх — все эти чувства, которые непрерывно клубились у него в душе, гнали его вперед на протяжении нескольких недель, переполняли и направляли его мысли, — теперь исчезли, испарились, оставив по себе лишь отпечаток, след на поверхности души.
В течение предыдущего дня Халли было не до размышлений, но теперь он понимал, что утратил весь пыл еще до того, как выбежал из комнаты Олава. Он обнаружил, что не способен убить, что весь его поход был предпринят на основании совершенно ложных предпосылок, и это открытие выворотило все его чувства наизнанку. Он был потрясен тем, насколько плохо себя знает, и все идеалы, которыми он дорожил так долго, разлетелись, точно опавшие листья. Оказалось, что он физически не способен отомстить за родича, не способен выполнить то, чего требовали убеждения героев. Конечно, Олав все равно погиб, более или менее случайно — Халли не сомневался, что горящий гобелен сделал свое дело, — но что с того? Размышляя об этом, Халли не испытывал ни малейшего удовлетворения.