Победители чудовищ
Шрифт:
Встреча с троввом изменила все. Прежде всего, она подтверждала истинность легенд о Свейне. Величие героя, которое за последние несколько месяцев изрядно потускнело, теперь заново воссияло во всем своем блеске. Ну, может быть, не так ослепительно, как прежде, но все же достаточно ярко.
Как поступил Свейн? Он бродил по пустошам, как и Халли; он тоже сражался с троввами. Однако в конце концов он отрекся от земель за пределами долины и погиб, защищая свой Дом и всю долину. Халли не собирался подражать жестокой властности Свейна, но суть истории была очевидна. Это его Дом, его семья; и он знает, что надо делать.
Халли посмотрел на занавески. Тяжело вздохнул.
Он отдернул занавесь и вошел в чертог.
От возвышения до входа, от очага до стен, все было забито народом. Почти все жители Дома собрались там в рассветных сумерках, и все до единого, не сговариваясь, повинуясь врожденным побуждениям, принесли с собой что-нибудь, чем можно было обороняться. Мужчины были вооружены мотыгами и косами, резаками и цепами, женщины — тяпками, граблями и острыми, кривыми серпами. Подростки постарше прихватили с собой лопаты и вилы, ребятишки помладше сжимали в руках дубинки из обрезков, добытых в плотницких мастерских. У Стурлы с Кетилем были длинные дубовые посохи, Куги-скотник держал грозного вида вилы для навоза, и даже Гудрун-козопаска, робко выглядывавшая из-за двери, раздобыла какую-то ржавую железяку, видно старый лемех от плуга.
Шум толпы вздымался и опадал, как живой. Все поглядывали на возвышение, где стояли Сиденья Закона. Ждали появления семьи Основателя.
В темном углу за возвышением Халли обнаружил Гудню и Снорри. Ауд не было: она ушла к Катле заново перевязать руку и лодыжку.
Снорри, который умял три порции предложенного завтрака и до сих пор дожевывал какую-то горбушку, кивнул, увидев Халли. Он указал в сторону чертога.
— Узнаю воинственных Свейнссонов! Погляди, сколько оружия — что твоя крапива после дождя!
— Людям просто страшно, только и всего! — негодующе возразила Гудню. — Мы народ мирный!
— Ага, расскажи-ка это мертвецам, что лежат в могильных холмах рядом с моей хибаркой! Взгляни на этих малышей с ножичками: я бы не рискнул наклониться, чтобы завязать шнурки, из опасения, что они перережут мне глотку!
Появление Халли не прошло незамеченным: толпу накрыло молчанием, как плащом. Кое-кто кашлянул, остальные же просто затихли.
Гудню покосилась на занавеси. Губы у нее были белые от напряжения.
— Ну где же Лейв?!
Халли пожал плечами.
— Небось до сих пор полощет голову в колоде.
— Только этого не хватало! Халли, ступай поговори с ними!
— А почему я-то? Они меня ненавидят! Они сейчас весь чертог разнесут…
— Ну, не можем же мы ждать…
В это время резко отлетела в сторону отброшенная занавеска, и из темного коридора вышел Лейв. Лицо у него раскраснелось, глаза были налиты кровью. Волосы, мокрые после купания в колоде, липли ко лбу. Он слегка поморгал от утреннего света, льющегося в окна, окинул взглядом толпу, собравшуюся в чертоге. Выругался себе под нос, миновал Халли с Гудню, не говоря ни слова, взбежал по ступенькам, прошел через возвышение к Сиденьям Закона и опустился в кресло Арнкеля.
Лейв пригладил волосы, решительно выпятил подбородок. Прокашлялся, расправил плечи, раскрыл было рот…
Но тут раздался голос из толпы:
— Ты пока еще не вершитель! Слазь оттуда!
— Арнкель еще жив! — крикнул другой. — Ты на нас беду навлечешь!
— Где Арнкель? Пусть он говорит! Где Астрид?
— Уберите его оттуда!
Поначалу Лейв упорно оставался на месте, но поскольку протестующие крики звучали все громче и его никто не слышал, он наконец вскочил с кресла, подошел к краю возвышения и гневно уставился на толпу. Мало-помалу шум стих.
Лейв презрительно покачал головой.
— Благодарю вас! Разрешите вам напомнить, что я сейчас исполняю обязанности вершителя, поскольку мой отец очень болен, и вам стоит быть почтительнее к своему предводителю, особенно теперь, в такие беспокойные времена. Я знаю, почему вы здесь собрались: ночью распространились странные слухи, и пришло время с ними разобраться. Но я уверен, что все это нам не понадобится! — Он повел рукой, указывая на разношерстные орудия труда, колыхавшиеся перед возвышением. — Где же тот человек, с которого все началось? Насколько я знаю, это какой-то чужак… Ах, это ты? Подойди сюда.
Снорри медленно, нехотя, после пары ободряющих тычков Халли выбрался на возвышение, все еще дожевывая свою горбушку. Сейчас, в дневном свете, когда на нем не было плаща, сделалось видно, что его одежда — не более чем лохмотья, которые держатся вместе исключительно на грязи, да еще по привычке; местами дыр на них было больше, чем ткани. Старик не спеша, без особых церемоний опасливо подошел и остановился перед Лейвом. Тот стоял, сложа руки на груди, и выглядел весьма величественно в своей парадной, черной с серебром тунике.
— Твое имя? — спросил Лейв.
Тот торопливо прожевал и наконец проглотил свой хлеб.
— Снорри.
— Из какого ты Дома?
— Ни из какого.
Лейв скривил губы.
— Стало быть, ты бродяга?
Снорри негодующе насупился.
— Вовсе нет! Я свеклу выращиваю, у меня своя хибара, свой клочок земли! Я никому не мешаю и никому не служу, кроме себя самого!
— Ладно, ладно, — сказал Лейв. — Я тебе очень сочувствую. Так значит…
— С чего бы это вдруг? Моя бедность меня не смущает. Лучше уж жить в бедности, чем быть самодовольным хлыщом, от которого несет пивом и который, если верить репутации Свейнссонов, ежедневно напивается в обществе своего собственного…
Тут на возвышение выбежал Халли.
— Давайте прекратим этот обмен любезностями! Пора сосредоточиться на главном! Времени в обрез!
При появлении Халли толпа загалдела, кое-кто замахал оружием. Лейв неспешно поднял руку, чтобы унять шум.