Победители и побежденные
Шрифт:
Однако, несмотря на большие потери, отдельные немецкие самолеты все же прорывались к Москве и беспорядочно сбрасывали свои бомбы, вызывая многочисленные пожары. Несколько тяжелых бомб упало в районе Чистых прудов, а одна совсем недалеко от Тёминого дома, в Армянском переулке. Тогда погибло особенно много людей.
— Давай сбегаем посмотрим, — предложил Тёме дежуривший с ним на крыше Вовка Алексеев, когда дали отбой воздушной тревоги. — Наверное, большая бомба в дом попала. Так грохнуло, я чуть на тротуар не свалился! Хорошо, вовремя уцепился за трубу.
— А нам не попадет? — усомнился
— Так быстро фрицы не вернутся, — заверил его Вовка. — В любом случае успеем. Только посмотрим — и сразу назад!
Они вылезли через чердак на лестничную площадку, бегом спустились по ступенькам и помчались во весь дух по Покровке к Армянскому переулку. От знакомого им большого кирпичного дома остались лишь груды кирпича и обломки перекрытий, которые завалили вход в бомбоубежище. Оттуда доносились крики и стоны. Завал был оцеплен милицией и его поспешно разбирали спасатели.
Когда вход в бомбоубежище наконец очистили от обломков, — стали выводить и выносить пострадавших. Жертв было очень много: тяжелая фугасная бомба прошила все этажи и разбила бетонное перекрытие подвала. Санитарные машины не успевали увозить раненых. Мертвых укладывали тут же, у входа, на брезент. В воздухе стоял сплошной женский плач — к тому же уцелевшие жильцы остались без крова.
Вернувшись домой, Тёма узнал, что такая же бомба разрушила еще один большой, и самый красивый, дом на Чистопрудном бульваре, там жили его тетя Инна с бабушкой Верой Осиповной. Об этом ему сообщила взволнованная Леля.
— От дома остались одни руины! Вся проезжая часть и трамвайные пути засыпаны обломками, — рассказала она брату. — Сосед, Нил Федотыч, шел из своего ресторана и видел это своими глазами.
— А мама где? Почему ты одна? — забеспокоился Тёма.
— Мама очень испугалась за тетю Инну и бабушку, — объяснила Леля. — Сразу побежала узнать, что с ними.
— Да чего ихнему дому сделается? — пожал плечами Тёма. — Он ведь стоит далеко, в глубине двора.
— Ты что — дурак? — покосилась на него Леля. — Мама не за дом испугалась, а за них самих! Их бомбоубежище как раз под тем домом, в который попала бомба.
Когда вернулась домой Анна Михеевна, все прояснилось.
— Слава Богу, на этот раз с ними ничего не случилось, — переведя дыхание от быстрой ходьбы, сообщила она детям. — Бабушка Вера приболела, и тетя Инна, побоявшись оставить ее одну, не пошла в бомбоубежище. Оттуда все еще вытаскивают людей. — Анна Михеевна устало опустилась на стул. — Боюсь, что жизнь Инночки и мамы теперь будет в опасности при каждом воздушном налете!
— Это почему же? — удивился Тёма. — И в наш дом может попасть бомба.
— Все может быть, — согласилась Анна Михеевна, — но их положение намного хуже нашего. — И терпеливо пояснила: — Инночка уверена, что целью бомбежки была зенитная батарея, что расположена у станции метро. А бомбы попали в окрестные дома из-за неточности немцев.
— Тогда, может, будет лучше, — предложила Леля, — если тетя Инна с бабушкой поживут у нас?
— Я пробовала их уговорить, — огорченно ответила Анна Михеевна. — Инночка, конечно, за, но мама — ни в какую! Ей, как всякому старому человеку,
При первых же бомбежках в городе заговорили о «пятой колонне». И до этого ходило много слухов о предательстве и немецких лазутчиках в нашем тылу. Говорили, что из-за них остались без горючего самолеты на прифронтовых аэродромах и много боевой техники оказалось неисправной в первые дни войны. Переодетые в нашу военную форму диверсанты распространяли дезинформацию, нарушали связь и наносили коварные удары в спину войскам.
Вскоре стало известно, что в предательстве обвинили многих высших офицеров Красной Армии, ответственных за поражение в первые месяцы войны. По приказу Сталина был расстрелян даже генерал Павлов, командующий фронтом. Казнили на месте всех, кто сеял панику и бежал, не оказывая сопротивления врагу. Шли массовые аресты, в Сибирь ссылали местных жителей, подозреваемых в ожидании прихода немцев.
Много вражеских лазутчиков обнаружилось и в Москве. Во время ночных налетов они фонариками с земли сигналили немецким бомбардировщикам. Маскировавшиеся под мирных жителей предатели подавали свои сигналы большей частью из окон и крыш домов. Контрразведчики и милиция при поддержке населения устраивали за ними настоящую охоту и, поймав, нередко производили расправу прямо на месте.
Чтобы выстоять и добиться перелома в ходе войны, требовалось срочно укрепить тыл, обеспечив единый патриотический подъем и непримиримое отношение к врагу. А в стране после тяжелой Гражданской войны и жестоких массовых репрессий было слишком много недовольных коммунистическим режимом, втайне мечтавших о его свержении. Тогда-то и была развернута кампания по ликвидации «пятой колонны».
Тёма знал, что такое название дали тайным врагам республиканской власти в Мадриде, которые при осаде столицы Испании мятежниками генерала Франко вели подрывную работу в городе, в тылу правительственных войск. Мятежники наступали четырьмя колоннами. Поэтому их тайных пособников в столице прозвали «пятой колонной». С тех пор так стали называть всех внутренних сторонников противника.
Повсеместная пропаганда и многочисленные аресты предателей сделали свое дело. Многие стали смотреть на тех, кто ругал власть и тем более сочувствовал фашистам как на «пятую колонну».
Для полной ликвидации «пятой колонны» и укрепления тыла Сталиным принимались беспрецедентные меры. Так, заподозрив в симпатиях и пособничестве Гитлеру, он принял решение о выселении всех немцев Поволжья в голые степи Западной Сибири и Казахстана. Народу объявили, что в их столице — городе Энгельсе раскрыт тайный шпионский центр, который должен был помочь фашистам одержать победу над Советским Союзом.
На землях Поволжья немецких колонистов поселила еще Екатерина Великая. За прошедшие столетия они обрусели, стали законопослушными гражданами России, создавшими образцовые хозяйства и показывающими пример честного, добросовестного труда. В отличие от других сельских областей, немцы в своей республике жили богато, благоустроенно и, похоже, никакого тяготения к своей исторической родине не испытывали.