Побег из Эдена

Курпатова-Ким Лилия

Директор покачал головой, перебивая Максима:

— Ученик Громов, если вы скажете еще хоть слово, я приставлю к вам личностного терапевта. Все, что вы говорите, звучит для меня как оскорбление. Потому что по вашим словам выходит, что я, основатель и директор Эдена, не в состоянии отличить гения от просто талантливого ученика. Или того хуже: я — старый трус, который, потеряв голову от страха перед неуловимым Джокером, готов схватиться за соломинку. Надеюсь, вы так не думаете?

— Нет, разумеется, нет, — поспешно ответил Максим. — Простите, сэр, я хотел сказать совсем

другое...

— Хватит, — доктор Синклер остановил Громова. — Я уже подготовил все необходимые распоряжения. Руководитель проекта «Моцарт» профессор Борисов. Он должен назначить вам встречу в своей лаборатории — №12/34.

Директор замолчал, и Макс понял, что встреча окончена.

— Да, сэр, — тихо сказал он, вставая. — До свидания.

— До свидания, — ответил директор, придвигая к себе какую-то папку. — Да... Еще я хочу сказать вот что... Когда вы начнете работать над «Моцартом» — не думайте об этом как о школьном задании или очередной программе. «Моцарт» всего лишь инструмент. Ваша цель — остановить надвигающийся хаос, уберечь миллионы людей от ужаса анархии. От успеха вашего проекта зависит судьба цивилизации. Поэтому постарайтесь отнестись к нему с надлежащей серьезностью и самоотдачей. У вас все получится. Я верю.

— Спасибо, сэр, — смущенно пробормотал Громов.

Пятясь назад, он зацепился ногой за край огромной шкуры и едва не упал.

— До свидания, сэр, — сказал Максим, взявшись за ручку двери.

Доктор Синклер уже склонился над бумагами и только кивнул в ответ.

Макс открыл дверь и вышел... с обратной стороны каменного кольца.

* * *

Зажмурившись от яркого света, Громов чуть покачнулся и судорожно схватился за перила лестницы. Мощные лампы, освещавшие арену зала особых церемоний Эдена, располагались так, что Макс не видел ни сидящих на ярусах, ни собственных ног и ступеней лестницы. Было ощущение, что Громов один завис в этом кольце света. Еще немного — и он совсем перестанет понимать, где верх, где низ, где сон, где явь.

Почему-то вспомнился морщинистый квантоник Гейзенберг в инвалидном кресле.

«Реальность — самодельная карта. Она не имеет ничего общего с действительностью».

— Ученик Громов, — здесь, возле кольца, голос интеллектуальной системы Эдена воспринимался совсем по-другому. Он шел сразу со всех сторон. От этого казалось, что звучит он внутри собственной головы. — Вы задали мне непростую задачу. Сначала я без колебаний собиралась отправить вас на отделение софт-инжиниринга. Но у вас довольно странные отношения с законом квантовых случайностей. Квантоника могла бы обрести нового Роберта Аткинса в вашем лице. У вас есть возможность выбрать. Редкий случай, когда я не могу принять решения. Это должны сделать вы.

Голова разболелась с такой силой, что Громов одной рукой вцепился в спасительный поручень что было силы, а другой сжал висок. Картинки памяти снова понеслись перед глазами чередой невыносимо ярких вспышек.

«Сама жизнь тебя вообще не интересует...»

«Этот их «Моцарт», с

которым они так носятся, попадает сразу под несколько статей всемирного кодекса...»

«Ваша цель — остановить надвигающийся хаос, уберечь миллионы людей от ужаса анархии...»

Но все эти вспышки и фразы, что неслись в голове по нескольку сот за секунду, заслонило одно-единственное воспоминание — отражение Электры в стекле. Она что-то кричала. Громов сильно сжал висок, словно удерживая воспоминание. Это оказалось невероятно сложно. Ощущение было такое, словно Макс пытался силой мысли вытянуть из воды касатку. На лбу выступили капли пота. Забыв об Эдене, Посвящении, Максим силился расслышать, что именно кричит ему Дженни Синклер. Но не мог. Никак не получалось.

— Ученик Громов, что вы решили?

От голоса интеллектуальной системы воспоминание об Электре мгновенно развеялось. Теперь Громов не мог вспомнить даже черты ее лица!

«Скажи мне, ученик Громов, что является квинтэссенцией человеческой способности спонтанно брать из хаоса нечто, перемешивать, следуя одним лишь эмоциям и чувствам, а в результате получать уникальную, неповторимую гармонию?»

Губы пересохли, язык превратился в наждак.

«Если Джокер победит — начнется мор, бойня из-за остатков пищи, останется лишь голая, выжженная дотла пустыня. Его надо остановить. Для этого создается «Моцарт»...»

Макс едва держался на ногах.

— Что вы выбираете, ученик Громов? — интеллектуальная система спрашивала громче и настойчивее.

«От успеха проекта зависит судьба цивилизации...»

— Софт-инжиниринг!

Громов даже не понял — сказал он это или только подумал.

— Ученик Громов, отделение софт-инжиниринга, — бесстрастно объявила система.

Макс сделал шаг вперед и почувствовал, что падает. Чьи-то руки подхватили его снизу. Незнакомый мужской голос с горечью прошептал в самое ухо:

— Что же ты наделал...

Громов еще не вполне пришел в себя, когда увидел, как Дэз проходит через контур.

— А-а... Добро пожаловать, ученик Кемпински.

Голос интеллектуальной системы показался Максу странным. Впрочем, он еще не вполне оправился от Необыкновенного Посвящения Эдена.

— Вы проделали долгий путь, не так ли? — все же система говорила странно. Казалось, что она ведет с Дэз разговор, понятный лишь им двоим. — И точно знаете, зачем пришли? Что ж... Ваше место на факультете софт-инжиниринга несомненно. Или, может быть, все же в тюрьме?

Макс смотрел на бледное лицо Дэз и не понимал — кажется ему это или происходит на самом деле. Мир вокруг утратил реальность. Сильно кружилась голова, ломило затылок. Оглядевшись, Громов понял, что все новички, прошедшие сквозь кольцо, едва держатся на ногах.

— Чарли, — Макс тихо позвал Спаркла, — ты... тебе не кажется... у тебя нет ощущения, что мы на Сетевой арене? Что это все не взаправду?

Но Чарли ничего не ответил. Он смотрел перед собой огромными пустыми немигающими глазами.