Побег к смерти
Шрифт:
— Я работаю в театре. Ставлю пьесы.
Она взглянула на меня, опустив руку с еще не зажженной сигаретой.
— О! — опять произнесла она.
Она закурила. Черный мексиканский гриф-стервятник неохотно оторвался от трупа собаки, лежавшего впереди нас по дороге.
— Живете в Центральной Америке? — спросил я.
— Нет. В Перу, в данный момент. Мы вечно переезжаем. Отец выкапывает разные веши.
— Археолог?
— Так они себя называют. Он и в этих краях много копался.
— В Чичен?
— Да.
— Значит, вам знакомы
— В те дни я с матерью жила в Канзас-сити и грызла резиновую соску.
— Такая молодая и путешествуете в одиночестве.
— Я не молодая.
— Сколько же вам лет?
— Двадцать.
Я засмеялся.
— Смешно?
— Пожалуй, не очень. Но ваши слова заставляют меня, тридцатисемилетнего, почувствовать себя дряхлым стариком. Только и всего.
— Разве вы такой старый?
Она вполне серьезно стала внимательно рассматривать меня.
— Вы хорошо сохранились.
Комбинация из наивности и явного позирования была совершенно очевидной. Я вдруг почувствовал к ней интерес. Нечто новое, свежее. Мне очень хотелось спросить ее, почему двадцатилетняя девушка прилетела из Бальбоа в Мехико-сити одна? Но, пожалуй, этот вопрос был бы слишком нескромным. Вместо этого я спросил:
— Вы родились в Штатах?
— Да. Моя мать была американка. Она умерла.
— А отец?
— Финн. Забавная национальность, но ничего не поделаешь.
— Вы говорите по-фински?
— Конечно.
— И по-испански?
— Именно по-испански я большей частью и разговариваю в последнее время.
— Вы очень талантливы. Не правда ли?
Она стряхнула пепел прямо на пол машины.
— А вы очень любопытны. Не правда ли?
— Извините. Это просто интерес вежливости.
Она наблюдала за стайкой желтых бабочек, кружившихся над дорогой впереди машины.
— О! — снова произнесла она.
Некоторое время она не обращала на меня внимания. Потом бросила косой взгляд на расстегнутую на груди рубашку.
— А вы здорово сожглись. — Да.
— Надо чем-нибудь помазать.
— Я забыл купить чего-нибудь.
С совершенно неожиданно появившейся у нее материнской заботой она сказала:
— У меня есть кое-что. Я вам дам, когда мы приедем, — и снова погрузилась в молчание.
Мы уже далеко отъехали от города. В Юкатане нет рек. Вода залегает глубоко под почвой и только изредка показывается на поверхности в причудливых кратерообразных прудах, окаймленных разрушающимся известняком. Навстречу нам попадались ветряные мельницы. Их крутящиеся лопасти сверкали в лучах заходящего солнца. Вдоль пустынной дороги тащился мальчик с огромной вязанкой дров, вдвое превышавшей его самого.
Сзади нас раздался сигнал машины. С поспешностью, которая даже немного испугала меня, Дебора Бранд повернулась и посмотрела в заднее стекло. Потом снова спокойно уселась. Набитый пассажирами автобус с грохотом обогнал нас.
— Автобус, — сказал я. — Рады, что вы не в нем?
— Да, — затем добавила более вежливо: — Благодарю вас.
Мы подъехали к деревне. Очаровательные майанские коттеджи, подобные продолговатым коробкам из-под ботинок, накрытые тростниковыми крышами, дремали в тихих патио, в которых тенистые тропические деревья роняли желтые и розовато-лиловые цветы на разгуливавших под ними кур и индеек. В центре деревни около магазина стояла бензиновая колонка.
— Пожалуй, мне следует заправиться. У меня меньше четверти бака.
Я остановил машину и вышел из нее. На другой стороне улицы, перед школой, индейские мальчики с обнаженными торсами цвета жженого сахара играли в баскетбол. Это зрелище показалось мне столь же необычным, как если бы группа учеников средней школы в Америке затеяла на улицах бой быков.
Я кивнул на магазин.
— Вероятно, у них есть холодная кока-кола. Хотите выпить?
Она покачала головой. Она была совершенно равнодушна к окружающей обстановке, как будто майанская деревня не стоила того, чтобы она уделила ей хотя бы чуточку внимания.
На моем скудном испанском я объяснил хозяину магазина, что мне нужно. Пока мы возились со шлангом, я услышал звук приближающегося от Мериды автомобиля. Я взглянул.
Машина остановилась на другой стороне улицы. За рулем сидел высокий красивый мексиканец в рубашке с засученными рукавами. С заднего сиденья показалась женщина с кинокамерой.
Судя по ее уверенной поступи, по тому, как твердо она ставила ногу на землю, — это американка. Маленького роста, на вид лет пятидесяти. Ярко-зеленый дорожный костюм сморщился на спине, а совершенно не гармонирующий с костюмом букетик пурпурных орхидей, приколотый к лацкану жакета, имел какой-то усталый вид. Глядя на нее, я вспомнил партии в бридж в Нью-Джерси, завтраки у Шрафтса и пакеты от Альтмана, которыми вас стукают по коленям в переполненном автобусе.
— Землячка, — повернулся я к Деборе.
Но она исчезла. Вероятно, передумала насчет кока-колы.
Было совершенно ясно, что маленькая женщина отлично знает, чего она хочет от жизни. В данный момент ее интерес был направлен на игру в баскетбол. Она навела камеру на команду, почувствовавшую чье-то внимание, и катушка затрещала. Затем она сунула камеру под мышку и вернулась к машине. Шофер указывал на огромную мрачную церковь.
— Ну, я уже досыта насмотрелась на эти церкви. — Слегка гнусавящий нью-йоркский говор женщины разбудил во мне теплое чувство ностальгии.
Произнося эти слова, она увидела меня и решительной походкой направилась в мою сторону. Она едва доходила мне до плеча.
— Хэлло, — сказала она. — Вы едете в Чичен-Ица?
Я ответил утвердительно. На лбу у нее выступили капельки пота, а ее круглые черные глаза были глазами маленького мальчика, старающегося ничего не пропустить. Она мне понравилась так, как иногда нравятся самые неподходящие люди в самые неподходящие моменты.
Она спросила:
— Вы остановитесь в гостинице?