Побег с «Оборотнем»
Шрифт:
— И вновь о неприятном, — кивнул Турецкий. — Нас встречал оперативник Леонович. Когда мы ехали в гостиницу, он принял сообщение об убийстве некоего Заскокова. Из отдельных реплик, издаваемых Леоновичем, можно было допустить, что преступления связаны и упираются в потерянного Поличного. Это так?
— А как же еще? — фыркнул Худобин.
— Следствие покажет, — вздохнул Короленко.
— Надеюсь, вы понимаете, что утаивание информации от людей, которых вы сами призвали на помощь из столицы?..
— Да нет никакого утаивания, — поморщился Махонин, — мы просто предлагаем не спешить с выводами. Да, покойный Заскоков был партнером покойного же Дерябина. Возможно, он имел информацию, которую определенные лица хотели бы скрыть от правоохранительных органов. А, возможно,
— Хорошо, давайте вернемся в нашу песочницу.
— Излагайте, Дмитрий Сергеевич, — проворчал Короленко, — все-таки ваши люди прокололись.
Махонин не смутился.
— Хорошо. Итак, что мы имеем? В тему разработки Поличного были посвящены несколько человек. А о том, что в воскресенье четырнадцатого июня будет его арест, знали только трое. Это те люди, что присутствуют в данный момент в данной комнате. Пал Палыч, Виктор Валентинович и ваш покорный слуга. Информация, сами понимаете, просочиться не могла.
— А она и не просочилась, — усмехнулся Худобин. — Пропажа Поличного не обязана быть связана с его осведомленностью о собственном аресте.
— Действительно, — сухо улыбнулся Махонин, — пропал человек за час до ареста, обычное дело, так происходит везде. Не буду с вами спорить, Виктор Валентинович, иначе мы до ужина никуда не уедем. Переходим к фактам. Существуют две версии. Первая — Поличного похитили. Вторая — сам сбежал. Первую версию мы охотно отвергаем — ввиду ее ничтожности. Похищают обычно добропорядочных людей. Мы реконструировали события того воскресного утра. Поличный и его супруга Инна Осиповна уже проснулись, занимались домашними делами. Дочь Раиса еще не встала, но уже не спала, слышала из своей комнаты, как разговаривают родители…
— Минуточку, — перебил Турецкий, — данная часть «реконструкции» — со слов, как я понимаю, родных Поличного?
— Разумеется, — проворчал Махонин, — наши люди, легко догадаться, при этом не присутствовали. Что имеем, как говорится. Но за домом следили, Поличный всю ночь находился с семьей. Вечером наблюдали его силуэт за шторами. Супруга всучила Евгению Михайловичу ведро с мусором, отправила выбросить. Люк мусоропровода — на площадке. Несколько шагов…
— Ремарка, — вставил Худобин. — Позднее выяснили, что мусопровод в тот день не работал, забился между первым и вторым этажами. Обычный бардак. Кстати, лифт в тот день тоже не работал…
— Ну да, — согласился Махонин, — в домашней обстановке наш фигурант — примерный семьянин, безропотно взял ведро и пошел его опустошать. Назад не вернулся. Позднее ведро обнаружили в закутке пролетом выше.
— Ведро было полное? — уточнил Турецкий. — Поличный так его и не опорожнил?
— По-моему, да, — нахмурился Махонин. — Это имеет научное значение?
— Продолжайте, Дмитрий Сергеевич.
— Во дворе стояла машина с оперативниками, они не спускали глаз с подъезда. Заметить их из квартиры Поличный не мог, поскольку все его окна выходят на другую сторону. Сразу уточню — балконы в доме имеются только на втором и третьем этажах, выходят во двор и расположены в шахматном порядке, перебраться с одного на другой весьма проблематично. Спуститься по веревке он также не мог — окна находились под наблюдением. Итак, в десять тридцать Инна Осиповна выставила мужа в подъезд. Во времени она не сомневается — минутой ранее закончилась ее любимая воскресная передача.
— «Пока все дома», — пробормотал впервые за всю беседу Нагибин. — У меня жена тоже лет пятнадцать назад на нее подсела, так до сих пор слезть не может.
Короленко ухмыльнулся в густые усы.
— Это болезнь всех жен…
— Инна Осиповна была на кухне, перемывала посуду, которую вымыла вечером дочь. Прошло минут семь, она о чем-то задумалась. Пришла из своей комнаты Раиса, забралась в холодильник.
Между делом заметила, что папы не видно, тут до Инны Осиповны дошло, что благоверный не вернулся — она не слышала, чтобы хлопнула дверь. На всякий случай вдвоем с дочерью обошли квартиру, убедились, что Евгения Михайловича нет. Она решила, что он застрял в подъезде, беседует с кем-то из соседей. Вышла в подъезд, прошлась взад-вперед, обнаружила ведро пролетом выше, заволновалась. Как была в халате, побежал вниз, выскочила на улицу, стала бегать по двору. Естественно, эти маневры взволнованной женщины не могли не заметить сидящие в машине работники, они выбрались из машины и тоже стали бегать. Было десять сорок пять утра. Позднее, когда до сведения Инны Осиповны довели, что ее мужа собирались арестовать, с ней едва не случился инфаркт…
— И это не удивительно, — вымолвил Короленко, — в подробности своей преступной деятельности мой зам свою жену не посвящал.
— Уйти по крыше Поличный не мог, — невозмутимо продолжал Махонин. — В то утро трое сотрудников компании «ТВ-актив» занимались установкой на крыше приемо-передающей антенны и хором уверяли, что, кроме них, там никого не было. Работников компании допрашивали самым тщательным образом… — Махонин смущенно кашлянул. — Обычные телевизионные работники. Они никого не видели. Им дали в ЖЭУ ключ от чердака, они забрались на крышу и спокойно работали. Объявись там Поличный, он все равно не смог бы сбежать — люки, выходящие в другие подъезды, были заперты изнутри. Можете допросить этих парней вторично — если появится желание. Тем же образом он не мог раствориться в подвале. Причины две: увесистый ржавый замок и толстый слой пыли у подвальной двери, «целостность» которой никто не нарушал. Подозреваем, что в подвал никто не спускался года два. И это неудивительно, там нет никаких коммуникаций. Все, что нужно сантехникам, электрикам и прочим работникам коммунальной службы, находится в третьем подъезде. Тем же образом исключаются окна, балконы и подъездная дверь, за которой следили четыре пары глаз. Остаются два варианта. Первый: домашние Поличного лгут, и он сбежал еще ночью…
— Маловероятно, — заметил Турецкий. — Опустим бдительность ваших сотрудников, в ночное время она могла и притупиться. Дело не в этом. Что им мешало сказать: мол, ночью Евгений Михайлович собрался и, не объясняя причин, куда-то пропал? Родственников не судят, они ничего не теряют. Зачем так бездарно лгать — про мусорное ведро, шлепанцы? Люди, видимо, разумные, вряд ли опустятся до такого маразма.
— Люди разумные, — согласился Махонин, — они не врали, мы долго с ними общались. Две испуганные женщины. Показания сбивчивые, но в целом одно другому не противоречит. Остается последний и единственно возможный…
— Хотя и маловероятный, — хмыкнул Худобин.
— Вариант, — злобно выстрелил глазами в следователя Махонин. — Но и здесь мы, мягко говоря, сели в лужу. Крайний подъезд, восемь квартир. Первая квартира продана полмесяца назад, новые жильцы еще не въехали, жилище заперто на три замка. Мы вызвали будущих квартиросъемщиков, они проверили замки, все в порядке. Граждане, проживающие во второй квартире, в тот день были на даче. Уехали в пятницу вечером, вернулись поздно в воскресенье. Информация точная. Квартира аналогично была заперта на три задика, плюс сигнализация на пульт отдела вневедомственной охраны. В третьей квартире проживает семья из трех человек. Фамилия — Латыпины. Мать, отец и дочь — ученица десятого, то есть предпоследнего класса. Отец и мать работают в одной организации — институте микробиологии. В то утро все трое были дома, информацией не владеют. Или делают вид, что не владеют. Хотя зачем им делать вид? В четвертой квартире, напротив них — проживают непосредственно Поличные. В пятой — крупный чин из городской администрации по фамилии Поляков. При нем — молодая жена, страдающая болезненной худобой. Бывшая модель областного масштаба, а нынче — выживающая из ума баба, у которой один пунктик — какая она толстая. Поляков и Поличный терпеть не могли друг друга. Поличный однажды чуть не завел на Полякова уголовное дело — тому инкриминировали махинации на рынке жилья. Следствие Полякова оправдало, но злоба осталась, они даже не здоровались друг с другом. В шестой, над Поличными, проживает выживающая из ума одинокая старушка по фамилии Анцигер — большая любительница коммунистической, идеологии.