Побег с «Оборотнем»
Шрифт:
Глава первая
— Не знаю, что там с Дарвином, Александр Борисович, возможно, он прав, мы с вами произошли от обезьян, но вот китайцы — точно от кроликов.
Стыдливо кашлянув в кулак, Нагибин высунулся из купе, проводил глазами ватагу увешанных сумками маленьких человечков, бегущих по проходу, закрыл дверь и снова стал усердно делать вид, будто ничего не случилось. Поезд плавно тронулся, покидая безымянную станцию на стыке Московской и Тульской областей. Турецкий пристально, своим неподражаемым взглядом, проницал попутчика. Нагибину под этим гнетом становилось не по себе. Зачесалась спина — он потерся позвоночником о пружинную сетку, придавившую к стене зубную щетку с тюбиком противовоспалительной зубной
— И откуда здесь китайцы? — буркнул первое, что пришло в голову. — А может, это не китайцы, Александр Борисович?
«Японцы», — подумал Турецкий.
— Кстати, насчет Китая, Александр Борисович… — Нагибин вытянул шею, норовя хоть краешком глаза проникнуть во всемирную сеть. — Ведь это просто ужас…
— Что — ужас? — Турецкий со злостью захлопнул крышку. Нагибин вздрогнул, заморгал воспаленными глазами. — При чем здесь Китай, Олег Петрович? Обнаружен неучтенный миллиард китайцев? На Великой Китайской стене нашли великую русскую надпись?
— Принцесса с треском захлопнула крышку клавесина, — печально прокомментировал Нагибин. — Да ну вас в баню, — отмахнулся он, отъезжая к двери. — Дикий вы сегодня, Александр Борисович. Слова вам не скажешь. Просто вспомнилась великая китайская веб-стена, слышали о такой? Самая эффективная в мире система фильтрации сайтов. Интернет в стране, на первый взгляд, не возбраняется, но порнуху уже не посмотрите, — Нагибин принялся загибать пальцы, — неблагонадежными, по мнению властей, ресурсами не воспользуетесь. Американским кино не насладитесь. В переписке с друзьями вольностей не допустите — потому что почта выборочно проверяется. Как будто мне больше всех надо? — Нагибин сменил тон и стянул с себя свитер — в купе было жарко — сделавшись окончательно щуплым, взъерошенным и разобиженным. Поправил очки, вскарабкавшиеся на лоб. — Вы считаете, что лично мне эта поездка доставляет удовольствие, и я исключительно по подлости душевной сделал все возможное, чтобы испортить вам жизнь, подсунув крупную подлянку? Да мне оно надо?
— Не думаю, что ты сильно расстроен, Олег Петрович, — проворчал Турецкий, — для таких людей, как ты, убраться от дома подальше — подарок судьбы. От жены, от детей, от тещи любимой, от начальства, которое гнобит и руки распускает. Скажешь, не так? Зарплата идет, солдат спит…
— Ага, второй отпуск, — ухмыльнулся Нагибин, — а фактически, приятного мало, Александр Борисович. Если кого-то и подставили в этом деле — то нас обоих. Надо же, голубая кровь, — всплеснул руками разозлившийся следователь. Турецкий удивленно поднял глаза: этот бледный тип, оказывается, мог и вспылить. — Девица красная, недотрога! Сидит тут, гнев изображает. Мы не можем выбирать работу по душе, лучше меня это знаете. С вами вежливо поговорили, руки не заламывали, объяснили сложившуюся ситуацию, польстили, что только вам под силу в ней разобраться. Купили билет на поезд, после того как вы сказали, что ваша машина не железная, чтобы тащиться на ней в такую даль. Уж простите покорно, в Дубовск самолеты не летают. Вас со всеми почестями доставили на перрон и… даже дали проститься с женой. Все, Александр Борисович, молчу… — Нагибин понял, что перегнул, скрестил руки на груди и сделался тише воды.
— Вот и молчи, Олег Петрович, — процедил Турецкий. — Напоминаю: моя нервная система в отличном состоянии. Заводится с пол-оборота. Ваша прокуратура настолько обнищала, что смогла добыть билеты только на самый медленный, самый раскуроченный поезд в мире, который торчит на всех без исключения станциях и двести верст ползет восемь часов? А этот так называемый «эсвэ» назойливо напоминает обрубленную плацкарту.
— Зато выспимся, — не смутился Нагибин, — А утречком, со свежими силами… Местные товарищи обещали нас встретить.
— А если забудут? — Турецкий раздраженно фыркнул и принялся выбираться из-за стола.
— Вы далеко? — насторожился следователь.
— Пойду с поезда спрыгну.
— Ну-ну…
Турецкий уже выходил из купе, когда следователь как-то застенчиво пробормотал в спину:
— Вы деньгами не богаты, Александр Борисович? Может, займете чуток?
Турецкий резко повернулся, смерил коллегу презрительным взглядом. Нагибин выглядел смущенным — таким и должен выглядеть человек, просящий кредита.
— Командировочные дома оставил, — поспешил объяснить следователь, — финансовое положение в семье, знаете ли, резко пошатнулось после того, как теща приняла историческое решение провести у нас все лето. Серьезно, Александр Борисович, всего на две недельки. Пару тысяч, а? А потом…
— Еще раз одолжишь, — хмыкнул Турецкий. — Скажи мне, зачем тебе деньги, Олег Петрович, и я скажу, кто ты такой. Не вздумай покупать спиртное. Хотя где ты его купишь? До следующей станции часа полтора, разве что на парашюте сбросят… — он выложил на столик «требуемую» сумму и выбрался в коридор, стараясь не замечать, как оживленно забегали глаза горемычного следователя.
Он стоял у открытого окна, обдуваемый ветерком, и все пытался успокоиться. Старенький вагон подпрыгивал на стыках рельсов, трещал, кряхтел разболтанными суставами. За окном неторопливо тянулись однообразные пейзажи Тульской области. Перелески, поля, заброшенные фермы, водонапорные башни, разноцветные домишки коттеджного поселка — в стиле «жизнь удалась». Поезд простучал мимо замшелого полустанка, на котором почему-то не было остановки. По перрону блуждали порождения сна разума в оригинальной одежде. Протащились два сгоревших здания — горки обугленной древесины с устремленными в небо дымоходами. И снова симпатичные околки, безлесные пространства, заросшие высокой травой и усеянные луговыми цветами. Очередная «командировка» была ножом по горлу. Опомниться не дали — собирайся, Нагибин в поезде все расскажет. А вчера, по старой доброй традиции, поссорился с женой, днем ранее неустановленный злодей на полном ходу снес ему боковое зеркало, а до этого залихорадило агентство «Глория» — внеплановые осложнения с любимой организацией. «Конная налоговая полиция», — пошутил Плетнев, уходя на больничный, а Голованов, вместо того чтобы стоически нести свой крест, забрался в бутылку, и теперь неизвестно, чем все это закончится. «Помочь не обещаю, — ухмылялся в трубку Меркулов, — но если в Дубовске все решится благополучно, попробую поговорить с генеральным. Ты работай, Саня, работай, не думай о неприятностях»…
У двери в купе он столкнулся с проводником — невзрачным типом с хитро бегающими глазами.
— Чашка чаю не составит проблемы? — буркнул Турецкий.
— Сей момент, — откозырял проводник, — только вам? Или ваш спутник тоже не против?
Для спутника, судя по всему, чашка чая была уже неактуальна. В купе сидел целеустремленный, твердо знающий, чего он хочет от жизни, человек. Уверенными движениями он развернул целлофановый пакет с вареными яйцами, выудил из портфеля вареную курицу, пресловутый, из анекдотов, песен и поговорок, плавленый сырок, ловко распечатал бутылку дешевого дагестанского коньяка.
Плеснул в складной стаканчик, дерзко уставился на товарища, готовый героически защищать свою собственность и образ жизни.
— Вот и счастье улыбнулось беззубой улыбкой. Примкнете, Александр Борисович?
— О, матерь божья, — вздохнул Турецкий. — Где добыл? Я отсутствовал всего четыре минуты… — до него дошло, он покосился на открытую дверь, — Поня-ятно, проводник добра и света. Ты неисправим. Ты алкоголик, Олег Петрович, тебе об этом теща не говорила?
— Так будете или нет? — нахмурился Нагибин.