Побещай мне рассвет
Шрифт:
– Я невиновна! – спокойно сказала Белинда и, выдержав горящий взгляд кузена, упрямо приподняла подбородок. Ее глаза были холодны, как ледышки. – Если где и искать греховность, кузен Джонатан, так это в вашем сердце. Ваше собственное воображение изводит вас, а не мое колдовство. Прежде чем обвинять других, оборотитесь на себя. Это ваша душа нуждается в очищении, а не моя.
– Дьявол! – завопил Джонатан, гневно потрясая кулаками. Он шагнул вперед, словно хотел ударить Белинду, но, вспомнив, где находится, с усилием обуздал свои чувства и отрывисто
Констебль опять схватил Белинду за руку и выволок наружу, на погружавшуюся в сумерки деревенскую улицу. Дождь поутих и лишь слегка моросил, но ветер все так же налетал на оконные ставни, деревья, срывая с головы Белинды серый капюшон. Нагнувшись вперед, навстречу ветру, она пошла к тюрьме, подгоняемая констеблем. Безысходность овладела ею. Слушание превратилось в насмешку, подтвердив самые худшие ее опасения. И суд будет таким же. У нее не оставалось ни малейшей надежды на оправдательный приговор.
Они дошли до приземистого здания тюрьмы, и констебль ввел ее под сумрачные, сырые своды. Пройдя мимо тянувшихся в ряд крохотных камер, они очутились у маленькой угловой каморки с маленьким зарешеченным окошком под самым потолком. Какая-то скрюченная фигура лежала на полу. Белинду передернуло от стоявшего здесь зловония. Дух уныния и безысходности витал в самом воздухе этого уродливого здания. Констебль громко звякнул ключом и распахнул решетчатую металлическую дверь. Белинда нехотя ступила внутрь.
Дверь с лязгом затворилась. Сердце упало, когда девушка услышала скрежет ключа в замке.
– Эй, дай-ка сюда руки! – приказал констебль Вининг и, когда Белинда просунула ладони между прутьями, стал разрезать туго затянутые веревки. Его нож быстро справился с делом. – Вот так. – Он хмуро посмотрел на нее. – Немного погодя тебе принесут ужин.
И не вздумай безобразничать, а не то эта кормежка станет для тебя последней. – И он вразвалку двинулся обратно по полутемному коридору, не удосуживаясь зажечь хотя бы одну из многочисленных свечей в подсвечниках, расставленных в проходе.
Белинда, потирая онемевшие запястья, наблюдала, как он растворяется во тьме. Она услышала, как дверь тюрьмы захлопнулась за ним, и вздохнула, глубоко и порывисто. Потом медленно повернулась, чтобы еще раз оглядеть свое новое жилище.
По сравнению с тюремной камерой чердак в доме Джонатана Кэди был настоящим дворцом. Камера оказалась еще меньше – грязная, покрытая слоем пыли, без какой-либо мебели, если не считать двух валявшихся на полу замызганных соломенных тюфяков. На одном из них и съежилась тощая фигура, которую Белинда заметила, войдя сюда. Это была женщина со светлыми спутанными волосами, в засаленной коричневой холстине. Лица Белинда не разглядела.
Она подошла ближе. Странно, что девушка не подняла глаз и не заговорила, когда она вошла. Возможно, она спит… или больна… или…
Она опустилась на колени возле неподвижной фигуры.
– Простите… простите меня… Я… С вами все в порядке? – спросила она негромко. Ответа не последовало. – Девушка… вы…
Встревожившись, Белинда положила руку на плечо лежащей и, повернув ее, взглянула на лицо своей сокамерницы. Она ахнула. Дрожь пробрала ее с ног до головы.
– Люси! – прошептала она, прикасаясь к влажному, бледному лицу. – Люси, ты жива!
Глава 18
Когда Белинда приподняла ей голову, Люси встрепенулась и застонала.
– Люси, Люси, ты меня слышишь? Это я, Белинда! – Она погладила подругу по побелевшей щеке. – О, Люси, что они с тобой сделали? – воскликнула она срывающимся голосом. – Очнись, пожалуйста!
Люси снова застонала. Рука ее взметнулась вверх, к голове. Но затем она, видимо, снова погрузилась в беспамятство.
Белинда пристально смотрела на подругу. Первое потрясение от того, что она нашла ее живой, прошло. Теперь ее охватила бурная радость. Белинда поняла, что неправильно истолковала замечание кузена Джонатана. Он пообещал Белинде, что она умрет на Холме виселиц так же, как и ее подруга. Тогда Белинда решила, что Люси уже повесили, но сейчас ей стало ясно, что кузен Джонатан просто предупреждал, что их обеих ожидает эта страшная участь. Она испытала бы огромное облегчение, если бы только Люси не выглядела столь ужасно. Страх снова вернулся к ней, вытесняя радость. Белинда с ужасом поняла, что ее подруга, несомненно, очень больна и, возможно, находится при смерти. Ее покрытое испариной тело горело. Она была бледной и… такой неподвижной. Стиснув руку Люси, Белинда зарыдала от отчаяния.
– Люси, прошу тебя, очнись, – умоляла она, – Люси…
Веки девушки задергались.
– Люси, я здесь! Просыпайся!
Мало-помалу тонкие веки открылись, и карие глаза Люси остановились на лице Белинды. Она заморгала, приложив дрожащую ладонь ко лбу.
– Б-Белинда? Это… правда ты? – пролепетала она.
– Да! Да! Давай-ка я помогу тебе сесть. Ты выглядишь ужасно, Люси. В какой-то момент я подумала, что ты… Ладно, это не важно. Попробуй, если можешь, рассказать мне, что с тобой случилось.
Люси, с помощью Белинды, сумела сесть на грязном тюфяке. Она в изнеможении оперлась о подругу, уткнувшись в нее своей светловолосой головой.
– Я заболела… у меня начался… жар… вчера, кажется, или… или позавчера. Я точно не помню. Они прислали доктора, и он… он пустил мне кровь. Дал мне отвар из… ячменя, вина и сыворотки. Такая гадость! Белинда… а потом они… они оставили меня здесь. Больше я ничего не помню.
– У тебя до сих пор жар, – сказала Белинда, – но, по-моему, не такой уж сильный. Дело идет на поправку, Люси. Я уверена в этом. Но ты еще слаба. Ты ела что-нибудь?