Побратимы Гора
Шрифт:
Иногда рабыни крайне искусны в том, чтобы завлечь своего владельца в ловушку их красоты. Как часто они завоевывают нас со своей нежностью! Как часто мы становимся жертвой их восхитительного, коварного очарования и женских уловок! Какие барабаны и сигналы тревоги звучат в их мимолётном взгляде или улыбке? Какие батальоны могут маршировать в из полных слёз глазах и дрожащих губах? Какие мощные стратегии может поджидать в засаде в линии их груди или изгибе бедра? Как преклонённое колено и опущенная голова могут лишить мужчину силы воли. Беспомощность и уязвимость могут оказаться необыкновенной защитой, так же как невероятная мягкость может превратиться в инструмент дипломатии, и каким невероятным оружием становится её нежность! Я часто задавался вопросом, кто же на самом
– А господин всё ещё смотрит на меня, - не унималась Мира.
– Тихо! – рявкнул я на расшалившуюся девку, поскольку услышал шум снаружи.
Я осторожно я подполз к большему из двух отверстий в потолке ямы.
– Это - урт, любопытный попался. Уже ушёл, - отмахнулся я, возвращаясь на своё место.
Что может быть более действующим на нервы, чем долгое нахождение в засаде. За эти часы сидения в яме у нас было несколько случаев для беспокойства. Дважды мы услышали одиночный крик пересмешника от Кувигнаки, сигнализирующий о появлении наверху, летунов Киниямпи. Однажды степной табук, жёлтовато-коричневая, однорогая, газелеподобная антилопа, решила попастись поблизости. Она принялась ощипывать побеги буквально в нескольких футах от нашей западни. В некотором смысле это пришлось мне по вкусу, предполагая, что наша добыча могла быть где-то поблизости, с другой стороны это вызвало некоторое беспокойство у меня, от того что, у нашей приманки поблизости могла появиться серьёзная альтернатива. Табук животное стадное. Кстати, интересно, что некоторые виды степного табука, чуя опасность, имеют повадку ложиться, прячась в траве. Это совершенно противоположно, инстинктивным действиям характерным для большинства видов табука, которые, чуя опасность, замирают, в напряжённой стойке, а затем, если опасность реальна, срываются с места и уносятся вдаль, прикладывая к этому все их способности и скорость, чтобы избежать когтей хищников. Стоячее положение, как и в случае с двуногим существами, увеличивает широту их поля зрения. Инстинктивная манера ложиться на землю, очевидно, выработавшаяся у некоторых видов табука, оказалась полезной в окружающей среде, где достаточно высокой травы, а один из наиболее распространенных хищников, прежде всего, зависит от зрения, и на охоте должен вначале обнаружить и определить местонахождение его добычи. Этот хищник, как и следует ожидать, обычно нападает с направления, с которого тень, не препятствует атаке. Любой табук, конечно, если спугнуть, просто ускачет от охотника. На короткой дистанции он может развить скорость от восьмидесяти до девяноста пасангов в ан. Его вёрткие прыжки, при гореанской силе тяжести, могут достигать от тридцати до сорока футов в длину, и до десяти - пятнадцати в высоту. Как-то раз мы услышали двойной крик пересмешника, но меня ждало разочарование, поскольку оказалось, что источником сигнала был не Кувигнака, а настоящая птица.
Я снова сел прижавшись спиной к задней стенке западни.
От нечего делать я принялся рассматривать сковывающее бревно, слева от меня, привязанную к нему верёвку, потом перевёл взгляд на стены ямы, на набранный из шестов и покрытый дёрном потолок, на лучи света проникающие сквозь щели в яму, и подсвечивающие соблазнительную фигурку голой рабыни. Опять против моей воли я уставился на её прелести.
Как бесстыдно она разлеглась передо мной!
Конечно, она знала, как она смотрится с моей стороны. Она лежала передо мной, как рабыня, соблазняющая своего хозяина.
Я с трудом заставил себя отвести от неё взгляд, и несколько енов сидел, уставившись в одну точку. Чтобы убить время, на земле под собой, начал бездумно чертить узоры, пока не обнаружил, что это оказались различные варианты курсивного кефа, буквы гореанского алфавита, и стандартного клейма кейджеры, иногда называемого «жезл и ветви», того самого знака, который отмечает бёдра очень многих порабощенных гореанских красоток.
В результате снова упёрся взглядом в демонстрирующую мне своё тело девушку.
– Я отвлекаю Вас? – спросила Мира, невинно строя мне глазки.
– Нет, - раздражённо буркнул я.
– Ох, - сказала она, изгибаясь, очевидно просто, чтобы изменить положение, но от открывшегося передо мной вида, у меня вырвался шумный вздох.
– Господин?
– Ничего.
Я любовался её вытянутыми пальцами ноги, очаровательным изгибом её икр. Её живот, немного впалый, подчеркивал очарование её груди и широту её бёдер. Как сладострастно, как желанно выглядела, демонстрирующая мне себя рабыня, и с каким видимым безразличием, с какой кажущейся невинностью, с каким якобы непониманием она всё это проделывала! Она вздохнула, улыбнулась и отвела взгляд. Как небрежно она сделала это! Самка слина! Я сжал кулаки. Она отлично знала, что делала. Она лежала передо мной как похотливая, но внешне беспечная рабыня, которая якобы не подозревает, а на самом деле прекрасно знает, что глаза её господина неотступно следуют за ней.
– Господин? – вновь отозвалась рабыня вопросом на мой тяжёлый вздох.
– Спать!
– скомандовал я.
– Слушаюсь, Господин, - улыбнулась она.
– Если владелец только пожелает чего-либо, он же позволит его рабыне быть вызванной. Она ответит мгновенным и прекрасным повиновением.
– Это хорошо.
– Да, Господин, - сказала она, и закрыла глаза, делая вид, что спит.
Я любовался ей. Я не мог отвести от неё глаз. Она принадлежала мне. И я был безмерно доволен, что именно я обмотал кожей ей шею.
Она вновь открыла глаза, и хитро улыбнулась.
– Спать, - приказал я.
– Да, Господин, - сказала она, и закрыла глаза, симулирую сон. Вот только едва заметная улыбка в уголках губ выдавала её. Как бесстыдно она развалилась, да ещё и видимым непониманием!
Эта самка слина была хитра, и восхитительна. Так ли хорошо она знала то, что она делала со мной? Я отвел взгляд от неё и начал потеть. Снова я сжал кулаки. Я не должен позволить себе отвлекаться от начатого дела.
Вот только мои глаза никак не хотели слушать мои доводы и раз за разом упирались в лежавшую рабыню.
Она снова симулировал сон. Она слегка дёрнулась, и издала тихий стон, как если бы от усталости. Но я прекрасно видел, чего она добивалась.
– Рабыня, - позвал я.
– Да, Господин, - с готовностью откликнулась Мира.
– Ты не кажешься сонной, - заметил я.
– Нет, Господин, - признала она.
– Но не имеет особого значения, хочешь Ты спать или нет.
– Да, Господин.
– Поскольку Ты - рабыня.
– Да, Господин.
– Рабыня, - позвал я.
– Да, Господин.
– Ползи ко мне на животе, - приказал я.
– Да, Господин, - заулыбалась девушка, перекатываясь на живот.
– Теперь встань на колени передо мной, колени широко, руки за спину, скрестить запястья, как если бы они были связаны, - скомандовал я.
– Да, Господин, - ответила она, принимая передо мной под мою диктовку, положение, называемое связанная желанием.
Я вытащил кое-что из своего парфлеша.
– Господин? – удивилась она.
Я держал предмет перед ней, и она с тревогой его рассматривала.
– Но ещё не прошло луны, как я жевала корень сипа.
– Открой рот, - спорить и уговаривать я не собирался.
– Да, Господин, - обречённо сказала девушка, и а затолкал кусочек корня ей в рот.
– Жуй хорошо, и глотай его, постепенно, - напомнил я рабыне.
На лице девушки появилась гримаса отвращения вызванного предвкушением горечи, которая вскоре заполнит её рот.
– Начинай, - приказал я, что она и сделала, без всякого удовольствия.
– Не так быстро. Медленнее. Ещё медленнее. Жуй совсем медленно. Почувствую его вкус.