Побратимы меча
Шрифт:
— Ты что-нибудь понимаешь в ювелирном деле и металлах высокой пробы? — спросил он.
Я уже был готов сказать этому изящному человеку-гному, что прожил два года в ирландском монастыре, где мастер ремесленник выделывал во славу Божью выдающиеся вещи — ковчеги, столешницы, епископские кресты и прочее, — выделывал из золота и серебра, выкладывал эмалью и драгоценными камнями. Но, взглянув в эти безучастные наблюдательные глаза, я решил ответить только:
— Я с радостью бы научился.
— Очень хорошо. Естественно, я счастлив исполнить просьбу королевы. Она одна из лучших моих покупательниц. Ты получишь стол и жилье — разумеется, бесплатно, хотя о жаловании ничего не было сказано. — Потом, обратившись к привратнику, стоявшему рядом со мной, он сказал: — Позови Турульфа.
Слуга вышел через другую дверь, не ту, в которую мы вошли, и когда он отворил ее, тот же непонятный звук зазвучал в горнице куда громче. Казалось, доносится он снизу. И тут я вспомнил, на что похож этот звук. Мальчишкой я подружился с Тюркиром, кузнецом, и помогал ему в его кузне. Отбивая тяжелый кусок железа, Тюркир перемежал удары легким постукиванием молота по наковальне. Это был тот самый звук. Как будто дюжина Тюркиров легко и неторопливо постукивают — непрерывно и вразнобой. Очередной взрыв этого звука сопроводил появление молодого человека, вошедшего в приемную. Турульф был примерно моего возраста, лет восемнадцати-девятнадцати, только ростом выше. Крепкого сложения парень с веселым лицом, обросшим клочковатой рыже-оранжевой бородой, которая возмещала преждевременное облысение. Лицо у него было красноватое и потное.
— Турульф, будь добр, проводи нашего молодого друга Торгильса в гостевую комнату — в крайнюю, я полагаю. Он поживет у нас некоторое время. Позже к вечеру отведешь его вниз в меняльную контору.
Он с привычной любезностью подождал, пока я не вышел за дверь, а потом отвернулся и снова откусил от яблока.
Передо мной маячила широкая спина Турульфа, мы шли по внутренней галерее, тянувшейся по всей длине здания, а внизу наблюдалась любопытнейшая картина.
Сверху я увидел длинную мастерскую. Она была не меньше сорока шагов в длину и шагов, пожалуй, десять в ширину, с такими же маленькими, защищенными тяжелыми решетками высоко расположенными окнами, что и в прихожей на первом этаже. Только теперь я заметил, что наружная стена по меньшей мере три фута толщиной. Тяжелый узкий верстак на прочных высоких подставках тянулся вдоль всей стены. У верстака на табуретах сидели с дюжину мужчин. Сидели они лицом к стене, склонившись над своей работой, так что издали я мог видеть только затылки и не мог разглядеть, чем они заняты. У каждого — это я заметил — в одной руке был маленький молоточек, а в другой нечто, походившее на тяжелый, тупой колышек. И каждый повторял одни и те же движения снова, снова и снова. Из короба, стоящего рядом, человек доставал нечто столь малых размеров, что приходилось держать его, сжав между указательным и большим пальцем, и затем укладывал на стол перед собой. После чего, уперев колышек в это самое нечто, ударял по тупому концу молоточком. Этот металлический звук размеренных ударов, повторяемых дюжиной мужчин, я и слышал с того момента, как вошел в дом Бритмаэра.
Глядя вниз на ряд работников, склонившихся над верстаком и постукивающих молоточками, выбивая каждый свой ритм, я пожалел, что рядом здесь со мной нет скальда Херфида. Я в точности знал, как это было бы: он глянул бы на них и выпалил:
— Сыны Ивальди!
Потому что они напомнили бы ему о цвергах, которые сотворили копье для Одина, молот для Тора и золотые волосы для Сиф, жены Тора, после того как ее остриг злокозненный Локи.
Турульф провел меня по галерее до последней двери по правую руку и ввел в спальную каморку. Там имелись две деревянные кровати, встроенные в стену, вроде яслей, и я кинул свою кожаную суму на одну из них, чтобы закрепить за собой место. Эта потрепанная сума — все, что у меня было.
— Чем заняты все эти люди с молоточками? — спросил я Турульфа.
Он, казалось, был сбит с толку моим невежеством.
— Ты хочешь сказать — с чеканами?
— Люди там, внизу, в мастерской.
— Они делают деньги. — Должно быть, вид у меня был ошарашенный, потому что Турульф продолжил: — Разве ты не знаешь, что мой дядя Бритмаэр — главный монетчик короля?
— Я думал, он королевский ювелир.
Турульф рассмеялся.
— Он и ювелир тоже, в некотором смысле. Но на делании денег, скажем так,
Он снова повел меня на галерею и дальше, вниз по деревянной лестнице, спускавшейся прямо в мастерскую.
Мы подошли к тяжелому верстаку и встали рядом с одним из мастеров. Он не поднял головы, не прервал своих размеренных движений, как будто вовсе и не заметил нашего появления. В левой руке он держал металлический колышек, который Турульф назвал «чеканом». Я увидел, что это что-то вроде тупого зубила дюймов пяти длиной, квадратное в сечении и с плоским обушком. Не выпуская чекана, человек потянулся к деревянному коробу, стоявшему на скамье рядом с ним, указательным и большим пальцем ухватил тонкую металлическую кругляшку, осторожно уложил ее на плоскую наковаленку перед собой. Уложив кругляшку, мастер наставил на нее эту железяку, чекан, и резко ударил молоточком точно по обушку. Отняв чекан, правой рукой ухватил металлическую кругляшку и бросил ее на деревянный поднос, стоящий справа от него.
Турульф достал одну кругляшку из первого короба и подал мне. Она была размером с мой ноготь, и тут я понял, что это простое серебро без всякого на нем узора. Турульф отобрал ее у меня, бросил обратно в короб и взял другую — с подноса справа от чеканщика. И тоже подал мне, и тут я увидел на одной стороне кругляка изображение — голову короля, а по краю круга оттиск букв КНУТ, маленький крест и древесный лист. Перевернул кружок, а на другой стороне — тот же отпечаток и оттиснутый поверх него крест побольше. И другая надпись — БРТМ, верно, сокращение от имени Бритмаэра. Я держал в руке пенни Кнута.
Турульф отобрал у меня пенни, бережно уложил в короб с готовыми монетами и, взяв за руку, отвел подальше от чеканщика, чтобы непрерывный стук молоточков не так мешал нам беседовать.
— Чеканку монеты король отдал на откуп моему дяде, — сказал он. Ему все равно приходилось говорить громко, иначе не было слышно. — На самом же деле его назначили мастером-чеканщиком, так что он главный монетчик в Лондоне.
— Ты хочешь сказать, что есть и другие подобные мастерские?
— Ну да, в Лондоне их еще не меньше дюжины. А сколько именно, я и сам не знаю. А по всей Англии в разных городах их наберется несколько десятков, и все делают то же, только каждый монетчик на монетах, которые он чеканит, ставит свою марку. И в случае ошибки или подделки королевские чиновники могут выяснить, кто их отчеканил. Моя семья — монетчики в землях англов, начинающихся от Норвича, и меня прислали сюда набраться опыта у дядюшки.
— Наверное, королю это стоит недешево — держать столько монетчиков, — удивленно сказал я.
Турульфа рассмешила моя наивность.
— Вовсе нет. Как раз наоборот. Он им не платит. Они платят ему.
Видя мое недоумение, Турульф продолжал:
— Монетчики платят чиновникам короля за право чеканить монету, и они берут подряд на все монеты, которые производят.
— Тогда кто же платит за работу и кто поставляет серебро, из которого делают монеты?
— В том-то и вся соль, — сказал Турульф. — Король частенько велит сменить рисунок на его монетах и удаляет из обращения старые. Его подданным приходится сдавать монетчикам все свои старые монеты. Их переплавляют и чеканят по-новому — появляются новые, но не той же стоимости, по какой были отданы. На пятнадцатую, а то и на пятую часть они дешевеют. Это что-то вроде королевской пошлины — действует просто и безотказно, и само собой, монетчики получают свою долю.
— Почему же люди не хранят старые пенни и не пользуются ими между собой — разве это не деньги?
— Некоторые так поступают, оценивают старые монеты по их весу серебра, когда они совершают сделки. Но советники короля, люди умные, нашли способ обойти и это. Когда ты платишь королевские подати, либо как пеню, либо за право на торговлю, или еще за что, мытари принимают монеты только новой чеканки. Так что приходится пользоваться новыми монетами, а ежели не сумеешь заплатить мытарям, тут они, само собой, назначат еще большую пеню, и это значит, что тебе потребуется еще больше монет нового образца. Это дело беспроигрышное.