Побратимы меча
Шрифт:
Рассказ хуторянина огорчил меня. Я знал, что Греттир неуравновешен и непредсказуем. Я сам был свидетелем многих его жестокостей. Но никогда прежде он не поступал так с женщинами. Судя по слухам, именно женщины не раз спасали его, пожалев и спрятав у себя в доме. Меня ужаснуло, что он прибег к насилию в ответ на пустячную дерзость. Я боялся, что от долгого изгнания Греттир опустился, превратился в полудикаря. Я понятия не имел, какой прием окажет мне мой названый брат.
Я щедро заплатил хуторянину, чтобы он под покровом тьмы доставил меня на Дрангей в ближайшую безветренную ночь и чтобы помалкивал обо мне. Он высадил меня на узкую отмель под отвесным утесом, и всплески его
Выбравшись на плоскую вершину острова, я двинулся по густой траве и тут споткнулся о тело сторожа. Человек крепко спал, закутавшись в тяжелый плащ и наполовину зарывшись в неглубокую выемку. Он испуганно хрюкнул, когда я наступил ему на ноги, и я скорее почувствовал, чем увидел, что он сел и пялится на меня.
— Это ты, Иллуги? — спросил он.
— Нет, это друг, — ответил я. — Где Греттир?
Едва различимая фигура только фыркнула и сказала:
— Ну, тогда все в порядке, — и он снова завалился в свою нору и уснул.
Боясь, как бы в темноте не свалиться с утеса, я сел на землю и стал ждать рассвета.
При свете дня я увидел, что вершина острова — это сплошное пастбище, сильно пощипанное овцами, и насчитал их по меньшей мере два десятка. Со всех сторон остров словно парил в воздухе, по краям обрываясь крутыми утесами. Только за моей спиной, там, где деревянная лестница дотягивалась до вершины, можно было сюда забраться. А между мной и лестницей я видел какую-то кучу тряпок, обозначавших место, где лежал сторож Греттира. Сторож все еще спал.
Я же встал и пустился на поиски Греттира. И ничего не увидел, кроме спокойно пасущихся овец. Не было ни хижины, ни лачуги, никаких других признаков жилья. Я подошел к западной оконечности острова. Для этого потребовалось сделать всего две сотни шагов, и вот я уже на краю утеса, гляжу вниз, а до моря — несколько сотен футов. Далеко внизу на восходящих потоках воздуха кружились белые чайки. Смущенный отсутствием Греттира, я вернулся по своим следам к южному краю острова. И почти добрался до самого дальнего утеса, когда, обойдя большой валун, торчащий из земли, наткнулся на дом моего названого брата. Это была землянка, гораздо больше похожая на медвежью берлогу, чем на человеческое жилище. Он выкопал землянку, крышу настелил из трех-четырех стволов деревьев, которые, очевидно, подобрал на берегу, потому что на острове не было ни единого дерева, ни даже кустика. Поверх стволов уложен слой торфа. В задней части землянки имелось отверстие для выхода дыма от очага. Невеселое, жалкое жилище.
Должно быть, Греттир почуял мое присутствие. Я все еще рассматривал это гнетущее зрелище, когда он появился из своего убежища. Его вид меня потряс. Он выглядел изможденным, осунулся, волосы серые, слипшиеся, кожа — погрубевшая от земли и дыма. Под глазами красные круги от худого воздуха в землянке, одежда рваная и грязная. Я вспомнил, что не заметил на острове источника пресной воды, и недоумевал, где он и его товарищи берут питьевую воду. А уж о стирке и говорить нечего. Но несмотря на весь его нелепый и потрепанный вид, я испытал гордость. Невозможно было усомниться в неизменной твердости, какая читалась во взгляде моего
— Торгильс! Клянусь богами, это Торгильс! — воскликнул он и, шагнув ко мне, крепко меня обнял. От него воняло, но какое это имеет значение.
Вдруг он отпрянул.
— Как ты сюда попал? — удивленно спросил он, и тут же удивление обернулось подозрением. — Кто тебя привез? И как ты прошел мимо Глама?
— Все в Исландии знают, что ты живешь на этом острове, — ответил я, — а кто твой перевозчик, нетрудно было выяснить. Он высадил меня ночью. Что же до Глама, то он не слишком рьяно исполняет свои обязанности.
И тут из землянки позади Греттира появилась вторая фигура. Очевидно, то был его младший брат Иллуги. Младше Греттира лет на десять, худой, по-видимому, от недоедания, волосы черные, кожа бледная, и одежда тоже — почти лохмотья. Он ни слова не молвил, даже когда Греттир представил меня как своего названого брата, и я подумал, не подозревает ли он меня в худом умысле.
— Ну, и что ты скажешь о моем владении? — спросил Греттир, широко махнув рукой в сторону южного горизонта. Вход в землянку был обращен на Скагафьорд и дальше, на дальние плоскогорья материка. Слева и справа тянулся берег фьорда, а позади него поднимались склоны гор в полосках снега. — Замечательный обзор, не правда ли, Торгильс? И очень удобный. С этого места на всю длину фьорда я вижу любую лодку задолго до того, как она доберется до моего берега, где можно высадиться. Врасплох меня не застанешь.
— По крайней мере, днем, — пробормотал я.
— Да, — сказал Греттир. — Но до сих пор еще никто не осмеливался высадиться сюда ночью, а впредь я не стану доверять охрану этому ленивцу Гламу. Он ленив, но забавляет меня своей болтовней, а, видят боги, малость веселья и балагурства нужны человеку, особенно здесь, особенно зимой.
— Чем ты живешь? — спросил я. — Еды, наверное, очень мало.
Греттир показал желтые зубы сквозь грязную спутанную бороду.
— Мои соседи каждые две недели любезно жертвуют мне овцу, — сказал он. — Конечно, приходится себя ограничивать. На острове было восемьдесят голов, когда мы здесь поселились, а с тех пор осталась половина.
Я быстро подчитал в уме. Греттир живет на Дрангее, по меньшей мере, год, а может быть, и дольше.
— Тут есть один старый баран, которого мы съедим последним. Он стал совсем ручным. Каждый день приходит к землянке и трется рогами о дверь, ждет, чтобы его приласкали.
— А как же с водой? — спросил я.
— Собираем дождевую, ее здесь достаточно, а не то — вон там на востоке, над выступом, сочится вода. Набегает пара пригоршней за день, на всех хватит, чтобы продержаться.
— На всех — на четверых? — спросил я.
Греттир сразу же понял.
— Ты хочешь сказать, что желаешь остаться здесь? — спросил он.
— Да. Если ты и Иллуги не возражаете.
Так я стал четвертым в общине изгоев, и почти год остров Дрангей был моим домом.
ГЛАВА 13
Греттир был прав: еды на острове хватало, даже при наличии лишнего рта. Когда стихала зимняя непогода, удавалось ловить рыбу с отмели, и Греттир с Иллуги уже скопили изрядный запас сушеной рыбы и копченых тушек морских птиц. А вместо овощей мы потребляли темно-зеленую морскую траву, в изобилии росшую на слишком крутых склонах, куда не добирались овцы. Сочные листья этой травы, — запамятовал, как она называется, — были солоноватыми на вкус и разнообразили наш стол. У нас не было ни хлеба, ни сыворотки — всего того, чем питаются хуторяне на большой земле, но голодными мы никогда не сидели.