Поцелуй мертвеца
Шрифт:
Обычно я делала быстрый, ровный разрез на одежде, но сейчас я замедлилась, не особо спеша, позволяя ей смотреть, думать об этом, позволяя чему бы то ни было в этом процессе изводить ее дольше.
— Да сделай уже это! — выпалила она, ее голос был на грани безумия. — Просто разрежь, если уже собралась, или расстегни ее. Зачем делать так? Зачем кромсать так, будто ты ловишь от этого кайф?
О-у, а я-то думала, что она находила мою работу весьма чувственной, как если бы я получала от этого удовольствие. Не получала; это не вызывало у меня вообще никаких эмоций.
Те дни, когда мне было не по себе от разрезания
— Кончай уже резать! — практически визжала она.
Позади меня открылась дверь; боковым зрением, даже не отворачиваясь от тела, лежавшего передо мной, я смогла разглядеть, как в нее вошел улыбающийся Зебровски.
— Что за переполох? — бодро спросил он.
Вампирша попыталась подняться с колен с того места, где ее посадили копы. Лязг цепей заставил меня взглянуть в ее сторону и увидеть, как один из офицеров положил руку на ее тощее плечо, машинально опуская назад на колени.
— Заставьте ее прекратить, — попросила вампирша.
— Маршал Блейк мне не подчиняется. Она передо мной не отчитывается.
Вампирша уставилась на меня с широко распахнутыми от испуга глазами. Я посмотрела в них и медленно улыбнулась туго натянутой улыбкой. Она тут же попыталась отстраниться, как будто расстояние в те три метра до меня внезапно сократилось. Я улыбнулась еще шире, и она горлом издала слабый звук, как если бы старалась не захныкать или не закричать.
— Прошу, — взмолилась она, протягивая руку к удерживающему ее на коленях офицеру.
— Прошу, пожалуйста, я не хочу смотреть, как она будет резать Джастина. Пожалуйста, не заставляйте меня смотреть!
— Скажи нам, где вампиры, убившие офицеров, и тебе не придется смотреть, — сказал Зебровски.
Я уже разрезала рубашку, мешал только воротник-стойка и то, как рубашка сидела на плечах, плотно прилегая к груди — ну, это и еще кровь. Ткань прилипала к ней. Отложив ножницы, я начала отделять материю от ранений, медленно, не мешая звуку отлипания от кожи наполнять тишину. Я знала, что вампирша будет ощущать звук намного громче, чем мы. Я затягивала с этим, позволяя ему отслаиваться с шипением, пока с усилием отдирала ткань от засыхающей крови и остывающей плоти. Часть ткани буквально затянуло в отверстия в грудной клетке от силы столкновения с пулей, поэтому я выковыривала ее оттуда кончиками пальцев. Это было не обязательно; обычно я стаскивала ткань одним рывком, каким срывают пластырь с пореза, но была полностью уверена, что если я буду поступать сейчас именно так, это еще больше взбесит вампиршу Шелби. Я оказалась права.
— Пожалуйста, пожалуйста, не заставляйте меня на это смотреть. — Она протянула руки к Зебровски.
— Скажи нам, где они, милая, — проговорил он, — и добрые офицеры уведут тебя отсюда.
— Они убьют меня, если узнают, что я рассказала, — всхлипнула она.
— Мы уже это обсуждали: они не смогут тебя убить, если мы убьем их первыми, — ответила я, заставив себя смотреть на пулевые отверстия, которые я нанесла, а не на нее. Я надеялась, что она решит, будто я с жаждой взираю на грудь мертвого, а поскольку я не была уверена, что моя игра дотягивает до того, чтобы казаться сексуальной, так как я вовсе ничего подобного не ощущала, я старалась скрыть свое выражение лица, чтобы она его не заметила.
— Вы не сможете убить их всех, — ответила она.
— Хочешь поспорить? — спросила я и только теперь взглянула на нее; я позволила ей увидеть мое выражение лица, так как знала, что оно было холодным и пустым, и все же улыбка наметилась на моих губах. Я представляла себе эту улыбку, уже видела ее в отражении. Она была уж точно не из приятных. Это была такая улыбка, с которой я убивала или чувствовала, что мои поступки оправданы. Это была та самая улыбка, на фоне которой мой взгляд оставался отчужденным и безразличным. Точно не уверена, почему я порой улыбалась, встречаясь со смертью, но это было так, и происходило непроизвольно, да и выглядело жутковато, даже для меня самой, поэтому я позволила вампирше увидеть ее. Я позволила ей прочитать в ней все, что только было возможно.
Она издала отрывистый, приглушенный крик. Ее дыхание вырывалось сдавленными всхлипами:
— Хорошо, хорошо, просто уведите меня отсюда, пока она... уведите меня отсюда! Я не хочу на это смотреть! Умоляю, не заставляйте меня смотреть. — Она начала плакать, отчего затряслись ее тощие плечи.
— Скажи нам, где они, — сказала я, — и тогда милые офицеры заберут тебя подальше от большого и страшного палача. — Я снизила мой голос до тихого и низкого, с нотками урчания звучания. Я уже прибегала к такому голосу. Он срабатывал как в сексе, так и при угрозах.
Забавно, как некоторые вещи подходили и для того и другого.
Шелби сдала своих дружков. Она назвала нам три разных дневных убежища. Она рассказала нам расположение всех гробов, рассказала про все места, где ее подельники прятались от солнечных лучей, и где мы могли их найти, когда взойдет солнце, и они будут беспомощны.
Я задала ей последний вопрос:
— Они все такие же недавно обращенные, как и вампиры здесь?
Она кивнула, а затем стерла со щек розоватые дорожки своей курткой, будто ее уже раньше заковывали в цепи, и она знала, как вытирать слезы, без помощи рук. Это заставило меня задуматься, насколько же ужасной была ее жизнь после смерти вплоть до сегодняшнего момента.
— Кроме Бенджамина, он старше. Он мертв уже давно.
— Насколько? — спросила я.
— Не знаю, но он достаточно стар, чтобы помнить совет в Европе, и не хочет, чтобы то же самое было и здесь.
— Значит Бенджамин из Европы, — констатировала я.
Она снова кивнула.
— Как долго он в этой стране? — спросила я.
— Не знаю, у него нет акцента, но он многое знает. Он знает о совете и о зле, которое они там творили, и о том, что вынуждали делать других вампиров. Он говорит, что у вас нет собственной воли, и что вы будете делать то, что вам велит Мастер, и вы не сможете отказать.