Поцелуй мертвеца

Гамильтон Лорел Кей

— Нет, — возразил Вайскопф, выглядя серьезным и потрясенным. — Нет же, мы никогда не были сторонниками насилия. К моей чести и чести моего Мастера, мы никогда никого не побуждали к насилию. Мы очень расстроились, увидев в новостях мертвых полицейских.

— Вы выбрали вампиров, выглядящих, как дети или старики, — сказала я, — выставили их перед средствами массовой информации.

— Признаем, что показали СМИ вампиров, которые совсем не такие красивые и сексуальные, как ваши. Мы хотели показать, что вампиры — точно такие же люди разных форм и пропорций, и поэтому,

да — мы подобрали такую группу, но это не значит, что мы хотели использовать их таким гнусным образом.

— Ваш Мастер Бенджамин и их Мастер тоже. Он должен был контролировать их, чтобы не произошло подобное дерьмо.

— Нет же, мой Мастер им не Мастер. Мы не пытались специально воздействовать на других вампиров, только словами и убеждением, так как обычные люди.

— Чушь, — сказала я.

По его лицу снова пробежала вспышка гнева.

— Даю вам слово чести.

— Он Мастер вампиров и они не принадлежат никакому другому Мастеру. А это значит, что для управления ими применяется вампирская сила, которую ни один человек никогда применить не сможет.

— Только если Мастер того пожелает. А мой Бенджамин на протяжении столетий был крайне осторожен, стараясь контролировать лишь себя.

— Вампиры — часть пищевой цепочки, иерархии. Каждый должен быть предан кому-то.

Твой Мастер не появился из ниоткуда, он происходит из кровной линии некоего вампира, поэтому обязан быть предан этой кровной линии и тому, кто его создал.

— Его Мастер давным-давно был убит одним из охотников на вампиров, вашим предшественником, палачом. Нам говорили, если Мастер нашей кровной линии умрет, мы последуем вслед за ним, однако мы проснулись на следующую ночь. Это было ложью, чтобы удержать нас от нападения на главу нашего клана.

— Мне известен только один род, в котором истребили верхушку, и в живых остались всего два вампира.

— Ваши Нечестивец и Истина, да, они выжили, как и мой Мастер, но наша кровная линия возникла и исчезла в глуши. Он не хотел быть частью иерархии крови и греха, но, конечно же, будучи Мастером и имеющим последователей, он начал придавать большее значение растущей силе, а не собственным благим намерениям. А ведь когда-то и правда, были благие намерения.

Он хотел, чтобы мы жили настолько праведной жизнью, насколько были прокляты.

Он говорил о какой-то незнакомой линии крови, которая по ходу пыталась основать монастырь на какой-то изолированной территории.

— Вампирский монастырь? — спросила, не сумев сдержать в голосе свой скептицизм.

— Именно. Настолько, насколько мог сделать это Мастер линии крови. Он был набожен, поэтому его вера заставляла святые объекты светиться вокруг него. Что было для нас самым плачевным.

Я старалась не выдать удивления, потому что он говорил, что вампир, по сути, не потерял свою веру, и она заставляла сиять вокруг него святые объекты. Я пыталась уложить в голове мысль о вампире, заставляющем святые предметы работать против самого же себя, делая это лишь одной верой. Это было чертовский странно.

— Можете думать все, что хотите, Анита Блейк, но я говорю чистую правду.

— Вы сами были там или только слышали рассказ Бенджамина? — поинтересовалась я.

Вайскопф посмотрел на меня, не отрывая взгляда:

— Вам, как и мне, отлично известно, насколько могут быть полны воспоминания между Мастером и его слугой. Я знаю правду, присутствовало ли это тело там, или мой господин был единственным свидетелем тех событий. Мы там были. Мы видели истину.

Мне не нравилось, как он продолжал говорить «мы». Это просто выводило меня из себя.

Неужели такое произошло бы со мной и Жан-Клодом, не относись мы с такой осторожностью к нашей метафизической связи? Я подумала о месяцах вникания в ее тонкости, когда Ричард, Жан-Клод и я вторгались друг к другу эмоционально, сенсорно и во снах. Если бы мы ничего не сделали, чтобы это побороть… Я помнила моменты, когда не была уверена, в чьем теле находилась, и чьими глазами смотрела. Да, если бы мы не установили рамки метафизического этикета, это могло превратить нас в единый разум на три тела, в то, чего так боялись мы с Ричардом. Я не уверена, пугало ли это Жан-Клода, зато меня это до усрачки пугало. До такой степени, что я на полгода смотала из города, и покинула их обоих физически, эмоционально, и как можно лучше защитила себя метафизически.

Я сидела и слушала, как Вайскопф говорил «мы», и знала, что он действительно так считает. Они уже не рассматривали себя как отдельные личности, они были единым целым. Моя кожа покрывалась мурашками при мысли об этом.

— Что вас так встревожило? — поинтересовался Вайскопф.

Черт, видать соскочила моя «морда кирпичом». Двойной провал. Я собралась с мыслями и попробовала его отвлечь:

— Итак, давным-давно охотник на вампиров охотился за родоначальником линии Бенджамина и убил его. Но со смертью Мастера, не все младшие вампиры умирают, мистер Вайскопф. Так было всегда, без исключений, с тех пор как я начала работать.

Он пристально смотрел на меня.

— Но они были младшими Мастерами, а не создателями кровной линии, источником крови, Fontaine de sangre. Убийство такого вампира предполагало смерть всех происходящих от него вампиров. Но это было ложью, чтобы удержать нас от восстания против наших создателей.

Это оказалось ложью, потому что мы проснулись на следующую ночь. Мы одни проснулись.

— Бенджамин был настолько силен, что заставил биться собственное сердце, вот и все, — сказала я.

— Нет, — возразил Вайскопф, наклонившись над столом в мою сторону. — Нет, все не так просто.

— Тогда почему остальные вампиры не проснулись с наступлением следующей ночи?

Если все это было ложью, они бы все повставали, — заметила я.

— Охотник на вампиров убил многих из них. Он уничтожил их в собственных гробах, в их пещерах.

— Они убивали в окрестностях людей?

Он кивнул:

— Наш Мастер был порабощен своей силой. Невозможно контролировать других вампиров без последствий развращения собственного разума и души. Поэтому, мы не стремились к контролю ни над кем, кроме себя.