Поцелуй Морты
Шрифт:
Парень послушно направился вслед за Нугзаром. Они присели за столом на кухне. Такой же нищенской и такой же чистенькой. Нугзар умел читать прошлое и будущее мгновенно, поэтому разговор у них получился правдоподобный и доверительный. Он представился сыном близкого друга покойного Сережиного отца, якобы завещавшего перед смертью позаботиться о семье.
– У мамы рак, так ведь? – И столько сочувствия было в голосе Нугзара, что Сережа заплакал.
Он так привык, что никому нет дела до них с матерью, что простое слово участия вызвало беспредельную благодарность.
– Да. –
– Я вылечу ее, – просто сказал Нугзар.
– Это же невозможно, – прошептал Сережа, а у самого глаза уже засветились безумной надеждой.
Нугзар вернулся в квартиру Сережи примерно через полчаса. Притащил вороха густо пахнущих травами мешочков и занял кухню. Следующие полдня делал отвары, что-то перетирал в древней ступке, смешивал какие-то порошки и настои. Наконец присел рядом с больной и протянул ей кружку с резко пахнувшей зеленой жидкостью.
– Придется вам постараться и выпить все. Это не очень вкусно, – улыбнулся он, – но вы поправитесь, во всяком случае, пять лет жизни я вам твердо обещаю.
Буквально через пару часов Марья Антоновна почувствовала прилив сил. У нее поправилось настроение.
– Дай вам Бог здоровья, – проникновенно сказала женщина.
Она так была поглощена своими ощущениями, что не заметила, как целителя перекосило от ее слов и по его красивому лицу пробежала судорога, словно рябь по озеру в ветреный день.
Нугзар оставил Сереже приличную сумму денег и велел купить хорошей еды.
– Не макароны, слышишь, а мясо, рыбу, овощи и фрукты, – строго сказал Нугзар, – не думай о деньгах, я пристрою тебя на хорошую работу, будет хватать на необходимое.
– Если бы вы знали, как я вам благодарен, – дрожащим голосом сказал Сережа, – я за вас жизнь отдам с радостью, я буду делать все, что вы только скажете…
– Да ладно тебе, – широко улыбнулся Нугзар, – люди ведь должны помогать друг другу, разве не так? Лекарства хватит ей на шесть дней, а потом я загляну. Знаешь, какое это лекарство? Оно и мертвого не раз поднимало из могилы. Поверь, я знаю, что говорю…
Фургон «скорой помощи» появился на Рублевке удивительно быстро – часа через полтора. Два санитара, сопровождавшие усталого врача, похожего чем-то на доктора Чехова, выглядели как два атланта, на которых кто-то по ошибке напялил белые халаты. Изольда проявила чудеса ловкости, убегая от них по столам, диванам и другой мебели особняка, пока преследователи не загнали ее под балдахин супружеского ложа. Здесь на нее накинули смирительную рубашку, связали руки за спиной и в таком виде препроводили к фургону. При этом госпожа Сидоркина вопила так громко, что уши закладывало. Но что она могла сделать против троих крепких мужчин?
Изольду втащили в машину, блокировали с двух сторон, в итоге она оказалась зажатой на сиденье между двумя мощными санитарами. Тот, что слева, был носат и длинноволос, ну просто вылитый Николай Васильевич Гоголь, а тот, что справа, лысоват и ироничен, как Брюс Уиллис.
Врач сел рядом с шофером и при каждом очередном вопле с опаской оглядывался на пациентку, тем более что та почему-то называла его Родионом и умоляла не забирать ее живой в могилу. Санитары мерзко посмеивались, а тот, что справа, услышав имя «Родион», проявил не вязавшийся с его борцовской комплекцией интеллект и спросил у врача, сколько старушек ему удалось замочить топором по методу Раскольникова. Рассмеялся даже шофер, но тут Изольда издала такой крик, что тот чуть было не выпустил из рук баранку.
– Я требую объяснений! Куда мы вообще едем?
Ей никто не ответил.
– Кто вы такие? Родион, вели им немедленно отпустить меня! – И, не дождавшись от своих спутников никакой реакции, кроме смеха, снова заорала: – Вы, болваны! Немедленно убрать руки!
Санитар слева пригрозил Изольде, что вставит ей кляп, если она не перестанет вопить. Поняв, что криком ничего не добиться, она сменила тактику и сказала тоном воспитательницы детского сада:
– Остановите машину, я вам заплачу! Я очень богата! Пустите меня!
Но гоблины в белых халатах еще сильнее навалились с боков, лишая остатков свободы движений. Однако Изольде удалось вывернуться, и она изо всех сил вцепилась зубами в ухо правого санитара. Тот взревел от боли, а его носатый коллега, получив из рук врача шприц с коктейлем для особо резвых клиентов, с улыбкой садиста воткнул его прямо через одежду в ляжку пациентки.
Изольда почувствовала укол, хотела что-то крикнуть, но тут глаза у нее закатились, и она, расслабившись, опустила голову на плечо лысого мучителя.
Нугзар пришел к Сереже в гости уже под вечер, когда тот почти перестал ждать и надеяться. Зашел, по-свойски надел тапочки и сразу прошел на кухню, откуда несся восхитительный запах: Марья Антоновна пекла блины. Не те чахлые и тонкие блинчики, которые готовят московские хозяйки из блинной муки, а настоящие, на дрожжах, толщиной в сантиметр. Она щедро поливала их растопленным сливочным маслом, а на столе выстроились в ряд салатницы с разнообразными начинками, селедочница, покрытая слоем тонко нарезанного кружевного лука, сметана, домашний паштет из печенки. Рядышком стояли запотевшие бутылки с водкой и шампанским. Нугзар усмехнулся. Вот так, по понятию этих людей, выглядит настоящий банкет.
– Ой, вот и вы, – счастливо и облегченно улыбнулась женщина, – а я все жду, жду, бояться стала, что не придете. Чудо-то какое вы сотворили! Я ведь почти здоровый человек! – По лицу Марьи Антоновны потекли непрошеные слезы. – Вы просто волшебник!
– Да будет вам! – Нугзар протестующе взмахнул рукой. – Какой там волшебник… я рад, что лекарство помогло. Принес еще, пейте, не пропуская ни одного приема, а то все лечение пойдет насмарку.
Сережа стоял сзади Нугзара, глядя на него такими преданными глазами, что растопил бы и камень. Сели за стол. Нугзар откровенно забавлялся, наблюдая, с каким удовольствием они поглощают еду. Выпили по рюмочке. Марья Антоновна пила водку, смешно прищурившись, мелкими глоточками, а потом, часто дыша, закусывала кусочком селедки.